А. Дж. Риддл - Холодный мир

– Оскар?

– Да, мэ-эм.

– Когда Джеймс попал в беду, ты там был?

– Был.

– Ты расскажешь мне, что случилось?

– А вы не знаете?

– Нет.

– Думаю, Джеймс предпочел бы рассказать вам об этом сам.

– А что можешь сказать ты? Мне важна любая информация.

Оскар молчит и только смотрит на секундомер, который держит в руке. Судя по всему, пришло время для еще одного подхода.

И снова я делаю упражнение «гребля», вкладывая всю свою злость в каждый взмах. Оскар, похоже, просто хороший друг. Но хоть и поступает, по-видимому, правильно, я по-прежнему чувствую, что у них есть свой секрет, к которому меня не пускают.

Закончив подход, я, пытаясь отдышаться, снова задаю вопрос:

– Как он угодил в неприятности?

– Ты имеешь в виду реальную причину?

– Да.

– Он пытался спасти того, кого любил.

– Это же не преступление.

– Я согласен.

– Тогда что произошло?

– Он предпринял крайние меры. Кое-кто угрожал забрать власть у самых могущественных сил на планете, а Джеймс недооценил их возможную реакцию.

Вот уже две недели мы занимаемся одним и тем же: завтракаем, Джеймс уходит на работу к Фаулеру, Оскар занимается со мной физиотерапией, мы вместе обедаем, я сплю, затем новая порция упражнений и, наконец, ужин.

Но сегодня происходят долгожданные изменения. Сквозь открытую дверь с уличного холода шумно вваливаются Мэдисон, Дэвид, Оуэн и Аделина, неся с собой разогретую еду. Наш собственный ужин стоит горячий на столе, и хотя вместе все это совсем немного, но в нынешних условиях это настоящий пир. Мы съедаем все в один присест.

Сестру с семьей я не видела с самой больницы. Сейчас я стала сильнее и, демонстрируя это, испытываю странное чувство гордости. Несмотря на все мои протесты, физиотерапия с Оскаром помогла.

Разговор за столом течет не очень легко. Я хочу все рассказать Мэдисон и Дэвиду, но мое первое задание и то, что позднее произошло на «Пакс», все еще засекречено. Джеймс и я говорим, что миссия прошла успешно, но впереди еще много работы.

Мэдисон, естественно, относится к Джеймсу с осторожностью и любопытством. Она с пристрастием расспрашивает его, а я, замечу, очень внимательно слушаю. Конечно, у меня есть и свои вопросы, и часть меня надеется, что она заставит его ответить на них.

– Откуда вы, Джеймс?

– Я вырос в Эшвилле, Северная Каролина. А в школу ходил в Стэнфорде.

Прикончив еще одну порцию картофельного пюре, Мэдисон продолжает:

– А ты, Оскар?

– То же самое.

– Как вы двое встретились? – спрашивает Мэдисон не прямо, а как бы между ними, будто поставив звоночек для вызова официанта на равном расстоянии от двух клиентов.

– На моей работе, – быстро отвечает Джеймс. – Как вам в лагере? Нравится?

Он меняет тему, и иногда это срабатывает. Хоть Дэвид и не очень доволен размещением, но и он, и Мэдисон действительно кажутся довольными, что меня радует.

За десертом мы подаем кофе, но выпить его соглашается только Мэдисон. Кажется, она заряжается бодростью больше от вопросов Джеймсу, чем от этого напитка.

– А вы связываетесь со своей семьей, Джеймс?

– Нет, но я знаю, что они в порядке.

Когда мы летели в спасательном модуле, он упоминал, что у него есть брат, с которым они не разговаривают. Сейчас это первый раз с нашего возвращения, когда вообще упомянул его в разговоре.

– Рада слышать, – говорит Мэдисон, смотря на меня поверх кофе. – Они тут, в лагере № 7?

– Да.

– Мать с отцом?

Я бросаю взгляд на Джеймса и Оскара. Что это значит?

– Мои родители умерли, – отвечает Джеймс, начиная собирать пластиковые тарелки со стола.

– А братья и сестры?

Уверена, он не хочет об этом говорить, а потому я толкаю Мэдисон ногой под столом. В ответ она дергает головой, как бы спрашивая, что?

– Только один брат, – Джеймс, стоя спиной к нам, перебирает тарелки, перед тем как поставить их в посудомоечную машину.

К счастью, Мэдисон такой ответ устраивает.

Когда они уходят, я заглядываю к Джеймсу в кабинет. Здесь просто бардак: схемы зондов, карта Солнечной системы и конкретно Пояса астероидов, а на стене рукописная записка с шестью именами: Гарри, Григорий, Мин, Лина, Идзуми и Шарлотта. Это все те, кого мы оставили – ради них он и трудится сейчас, отдает себя без остатка. Ведь они все еще там.

– Извини за Мэдисон. Она уж если набросится…

– Она просто защищает тебя, – отвечает он, не поднимая головы. – Это логично.

– Я могу помочь?

– Не сейчас, спасибо. Но скоро.

Хоть чего-то теперь можно ждать.

Следующим утром Джеймс ждет меня в гостиной – или моем тренировочном зале.

– Прогуляемся?

– Конечно.

Что-то новое и давно ожидаемое. Может быть, он думает, что свежий воздух пойдет мне на пользу?

Выйдя на улицу, я одной рукой опираюсь на трость, а второй держусь за его руку. Светит тусклое солнце, а хлопья снега кружатся вокруг нас, как пепел от погасшего огня.

– Ты становишься сильнее, – замечает он.

– Не так быстро, как хотелось бы.

– В эти дни ничего не происходит быстро.

Он останавливается около Бараков 12А и смотрит на них. Здание напоминает мне теплицу с арочной крышей или длинную бочку, наполовину ушедшую в песок. Из-за размещенных солнечных батарей крыша выглядит черной. Только что закончился завтрак, и люди высыпают на улицу, торопясь на работу. Начинается новый день.

Это не здание, где живет Мэдисон или Фаулер, – у них личные дома, в которых они размещаются со своими семьями и взрослыми детьми.

– Ты кого-то ищешь?

– Да.

Он продолжает смотреть на выходящих на улицу людей.

– Смотри, в зеленой куртке и вязаной шапке, – говорит он наконец.

Человек, на которого он показывает, такой же высокий, как сам Джеймс, и смутно на него похож.

– Твой брат?

– Да. – После небольшой паузы он продолжает: – Я прихожу сюда каждое утро, чтобы увидеть его.

– Почему?

– Потому что это самое близкое, как я могу к нему быть.

– Я не понимаю.

– Он меня ненавидит.

– За что?

– За то, что я сделал.

Я уже выучила личные границы Джеймса. Их немного, но те, что есть, поднимаются в высоту на километры. И падут они только тогда, когда он сам того захочет.

Но я удивлена, зачем он показал мне это? Значит, это его беспокоит: как будто он хочет поговорить, но ничего не хочет с этим делать.

Я внезапно понимаю, что я не единственная, кто пытается излечить себя, находясь в лагере № 7. У него есть свои травмы, пусть невидимые, но так же мешающие полноценно жить, как и мои.

Я крепче сжимаю его руку.

Неделей позже, когда я занимаюсь, крутя педали на велотренажере, дверь резко распахивается. Это Джеймс – для конца рабочего дня рановато, поэтому я тут же понимаю: что-то случилось.