А. Дж. Риддл - Холодный мир

– Мир вокруг становится все холоднее, температура падает все быстрее. Причина этого – солнечные ячейки. Кто бы ими ни управлял, они боятся, что мы помешаем их плану. Думаю, можно быть абсолютно уверенным, что в дальнейшем температура не начнет повышаться. И я также подозреваю, что солнечные ячейки и их создатели ударят по нам более конкретно.

Слушатели снова взрываются вопросами, но Фаулер быстро оказывается около меня, призывая к порядку. Я продолжаю, как только шум стихает:

– Итог таков: нашему врагу нужно излучение Солнца, и они пойдут даже на то, чтобы убить нас. Сперва нас заморозят, а если будет нужно – придут прямо сюда и прикончат.

Мои слова повисают в воздухе. Взгляды всех обращены на меня.

Нажав на кнопку, я запускаю последний слайд, на котором снова изображены все артефакты, которые мы обнаружили.

– И в то же время есть надежда, – эта фраза гулко раздается в зале, подобно удару барабана. – Если наши враги пришли сюда за энергией, то закономерно предположить, что они очень заботятся об эффективности ее сбора. Энергия для них – это валюта, которая всем управляет, а ее сбор и хранение определяются их индустрией. Если это так, то для них нет никакого смысла отправлять за ней целый флот артефактов – или солнечных ячеек – через бескрайний космос. Возможно, что у них не хватит этой самой энергии, чтобы покинуть Солнечную систему.

Могу сказать, что эти слова затронули многих в зале, ведь некоторые из них ученые.

– Да о чем вы вообще говорите! – грубо возмущается президент Соединенных Штатов. Возможно, он просто напуган.

– Я говорю о том, что солнечные ячейки не явились к нам издалека. Я уверен, что все они произведены тут – в Солнечной системе. И вот как мы можем их остановить.

В ежедневной больничной рутине радуешься любому разнообразию. В этот раз мне решили провести ряд тестов.

Мы вместе с Оскаром сидим в комнате для совещаний и ждем. Он отказался ждать меня дома, но, по правде сказать, я рада, что он здесь.

Я волнуюсь по поводу того, что может сказать мне доктор. Часть меня хочет, чтобы Джеймс был тут, но другая рада, что его тут нет. Он видел меня наиболее уязвимой и спас меня. И не важно, какое на самом деле сейчас состояние моего здоровья, – я хочу, чтобы он это знал. Я хочу, чтобы он знал, во что ввязывается. Но мне нужно время, чтобы самой во всем разобраться. А потом, когда он будет готов, я перескажу ему своими словами.

Дверь распахивается, и в комнату входит рыжеволосая доктор с доброй улыбкой, по-видимому – англичанка. Ее зовут Наташа Ричардс, и она следит за моим выздоровлением. Мне она нравится, и, думаю, ей можно доверять.

– Привет еще раз, Эмма.

– Привет.

Она пододвигает поближе стул на колесиках, садится так, чтобы наши глаза были на одном уровне, и кладет руки на колени.

– Что ж, я пересмотрела вашу карту и должна сказать, впечатлена вашим прогрессом.

– Хорошо. Что сегодня за тесты?

Нажав что-то на планшете и выведя на экран результаты лабораторных исследований, она продолжает говорить уже с меньшим энтузиазмом:

– Итак… С мышечной массой у вас получше. Некоторые показатели значительно выросли.

Я чувствую, что приближается какое-то но , и думаю, надо пощадить ее чувства.

– А плохие новости?

– Плохие новости в том, – осторожно говорит доктор, – что плотность ваших костей восстанавливается не так хорошо, как мы рассчитывали.

– Понятно.

– Остеопороз очень трудно повернуть вспять. Как только кости стали мягче, не так-то просто становится нарастить их обратно.

– И что все это значит?

– Я хочу, чтобы вы умерили свои ожидания, Эмма. Вы получили настолько невероятный опыт, что на вашем месте мало кто вообще смог бы выжить. И я знаю, что вы с Оскаром усиленно работали над тем, чтобы восстановить ваше тело.

– И чего же мне тогда ждать?

– Откровенно говоря, я думаю, что ходунки вам будут теперь нужны до конца жизни и полностью ваши силы не восстановятся. Усталость, боль, судороги – не думаю, что все это уйдет. Может быть, со временем они незначительно ослабнут.

Слова, словно молотом, ударяют мне в грудь, как слово судьи, коротко и несправедливо вынесшего приговор невиновному. Я снова хочу ходить и быть свободной, ведь я так долго над этим работаю! Не может быть, чтобы до конца моих дней реальность осталась такой.

Доктор Ричардс, кажется, заметила мое разочарование. Она наклоняется вперед и берет меня за руку.

– Звучит хуже, чем есть на самом деле, Эмма, уверяю вас. Как бы ужасно это вам ни казалось, вы сможете привыкнуть к тем ограничениям, которые накладывает на вас ваше тело – мы все привыкнем. Но я понимаю, что это, должно быть, тяжело для вас. Я пересмотрела вашу медицинскую карту до полета МКС, и тогда вы были просто олицетворением здоровья. Представляю, сколько вы трудились, чтобы добраться туда, и понимаю, что вы будете работать ничуть не меньше, чтобы вернуть себе здоровье. Просто помните, что эта дорога доведет вас лишь до определенной точки, поэтому не мучайте себя слишком сильно и, что самое важное, – не будьте слишком строги к себе, когда поймете, что ваши ожидания расходятся с реальностью. Умерить их – вот самое важное, что вы должны сейчас сделать.

Обратно домой мы с Оскаром идем молча. Почему-то в моей голове всплывают образы Гарри, Григория, Мина, Лизы, Шарлотты и Идзуми. Я вернулась на Землю только лишь благодаря им, благодаря их жертве. Я должна быть благодарна, что сейчас все не так плохо, как могло бы быть. И надеюсь, что когда-нибудь смогу выплатить им свой долг. С Джеймсом так не получится – перед ним, наверное, я буду всегда в долгу.

Мы проходим мимо бараков, где живет его брат с семьей, и у меня появляется идея. Нужно, чтобы произошло что-то хорошее, и собираюсь этого добиться.

Когда Джеймс возвращается домой, он совершенно измотан. Усталость в нем заметна гораздо сильнее, чем когда бы то ни было, – даже больше, чем на «Пакс» с его бесконечным стрессом и напряженной работой.

– Что случилось?

Он плюхается на диван.

– Бесконечные вопросы, – мотает он головой, – бесконечные споры. А я стою, пытаясь объяснить, что ситуация намного сложнее, чем я вообще мог предположить. Это была просто какая-то агония.

– Уверена, они просто пытаются все понять, чтобы принять максимально правильное решение относительно людей, которых пытаются спасти.

– Или относительно самих себя.

– И для этого тоже.

– Честно говоря, я понятия не имею, как все решится.

– А как ты предполагаешь?

– Я вижу два варианта. Первый: они дадут добро на миссию, тогда у нас будет реальный шанс на выживание, при котором спасется чуть более нескольких тысяч людей. Второй: они могут решить, что все безнадежно, и замкнутся в себе.