Фрэнк Герберт - Машина бытия

– В программу закралась ошибка, – сказала она. – Я не знаю точно, в чем заключается проблема. В этом разберется кто-нибудь из техников.

Никки судорожно сглотнул, стараясь успокоиться и взять себя в руки. Он понимал, что не ответил на вопрос, и не знал, как на него ответить.

Откуда я знал?

– Кто вы? – спросила она.

– Я… поэт.

– Если бы я не проверила баланс, то этот тренажер научил бы вас опасным вещам.

– Он должен это делать?

– Нет! – Она встала. – Идемте. Мы взяли консоль от испорченного флоутера. Вы можете воспользоваться вот этим, пока. По крайней мере, вы научитесь правильно работать с панелью управления судном.

Остальной день прошел хорошо, хотя Никки заставлял себя не спрашивать, почему Там сначала нажала кнопку «Баланс» на панели тренажера. Тренировка на исправном тренажере показала ему, насколько редко основной проблемой становилось нарушение равновесия флоутера. Эти машины изначально строились с поправкой на сильные колебания равновесия; колебания фиксировал установленный на борту гироскоп.

Теперь его беспокоило то, что он не смог объяснить, откуда именно он узнал, что что-то пошло не так. Какие скрытые рецепторы содержались в его организме? Существовали ли какие-то тонкие ощущения, единственным чувствительным приемником которых был он сам?

Он начал подозревать, что причиной всему послужил какой-то странный контакт, какое-то взаимодействие между ним и Там. Она подозрительно и внимательно весь день наблюдала за ним. Наблюдение это было ненавязчивым, скрывалось за рутинным обучением, в ходе которого Там познакомила Никки с особенностями поведения необычных местных цветов – газовых сфер.

Эти газовые мешки, или воздушные сферы, очаровали его. Они вели себя так, словно подчинялись единому интеллекту, и порой это было просто великолепное и невероятно красивое представление. Иногда, правда, они начинали вести себя злодейски: они убивали… разрушали.

В конце дня Там вручила ему обрывок компьютерной распечатки.

– Здесь расписание завтрашних занятий. Жду вас утром.

Она предоставила ему самому найти дорогу к продовольственному складу и квартире. В этом не было ничего необычного. Обученные Кораблем люди редко терялись в длинных переходах и коридорах.

Только закрыв за собой люк своей комнаты, ощутил он свинцовую, болезненную усталость. Было ли это следствием прогнозируемой рутины на Медее? Нормальна ли эта рутина здесь? Сможет ли он выдержать такой ритм и темп? На что был ориентирован проект Там «Жизнь и смерть»? «Проект Рута», – поправил он себя. Когда он познакомится с этим Томом Рутом, имя которого услышал сегодня впервые? Почему Корабль не дал ему хотя бы списка имен тех, с кем ему предстояло работать? Что-то было на этой планете более серьезное, чем те очевидные физические угрозы, с которыми сталкивались явившиеся на Медею пришельцы.

Никки сложил свои пожитки в шкаф и осмотрел кровать. Это был не гамак и не спальный мешок. Кровать была плоской. Он надавил на нее одной рукой. Поверхность пружинила и не поддавалась. Он разделся, погасил свет и лег. Жесткие простыни. Это местная ткань? Как много у него вопросов… Это его первая ночь на настоящей кровати. Сон сморил его тотчас, как только он закрыл глаза.

Короткий удар, холод… боль.

Никки потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что он упал с кровати. Его, толком не проснувшегося, это падение не столько удивило, сколько развеселило. Он потер ушибленный локоть и попытался вспомнить сон, который видел в момент падения. Это был такой же суетливый сон, как и всё, что он до сих пор видел здесь с момента приземления. Он чувствовал, что весь день прошел как сон, и он только что пробудился от этого сна. В голове промелькнули образы сновидения:

Он и Там высоко над поселком, где-то так высоко, что вся Медея ушла у них из-под ног. Они, обнявшись, парили в воздухе, подвешенные… к чему?

Потом он упал.

Никки нашел выключатель, сел на кровать и измерил высоту падения. От пола до края кровати умещались две кисти. Он потрогал пол кончиками пальцев, потом прибавил свет. Пол был твердый. Он был составлен из длинных полос, уложенных краями друг на друга; поверхность пола напоминала приливно-отливную зону широкого моря. Правда, море он видел только на голографических изображениях.

И во сне.

Потом вдруг у него на затылке зашевелились волосы, а по спине пробежал неприятный холодок. Узоры, пятна и полосы исчезли.

Он вновь проснулся на полу, потер локоть и сел на край кровати. Кровать стала более непосредственной , плоскость ее стала более жесткой, менее податливой, если нажать рукой. Он понял, что впредь надо быть более осторожным. Иногда бывает трудно отличить одну реальность от другой, но Медея явно подшучивала над ним.

Утром он воспользовался данной ему Там распечаткой с приложенной к ней картой, чтобы найти маленький продуктовый магазин с кафе, куда ходили в основном пилоты флоутеров, и нашел в нем Там. Она сидела за столом в углу – одна. Занят был еще только один стол – за ним сидели три пожилых человека в серых комбинезонах. Они обернулись к нему и с любопытством окинули взглядами нового незнакомого человека. Там уже ела. Никки назвал ее еду завтраком, и Там внезапно встрепенулась:

– Почему вы так это назвали?

Он посмотрел на нее, понял, что это было простое любопытство и легкая насмешливость.

– Это вас удивило? – Он сел напротив нее и нажал кнопку обслуживания.

– Наверное, вы правы, мне не стоило удивляться. – Она отпила сок. – Язык – это жизнь. Но это такое устаревшее слово. Мы начали называть эту еду «ранью» уже три поколения и две планеты назад.

– Четыре поколения и три планеты назад мы пили сок за завтраком, причем завтракать можно было как утром, так и поздно вечером.

– Но я не слышала, что…

– В некоторых словах больше мудрости, чем в других. Сок… – он указал рукой на стакан в ее руке, – это в конечном счете жидкость, содержащаяся в растительных и животных тканях.

Автоматический официант как раз в этот момент поставил перед Никки его еду. Он принялся есть; потом взял в руки стакан, отпил сок. Кислый… со сладковатым привкусом.

– Это варево чертовски напоминает что угодно, кроме того, чем мы его называем.

Она посмотрела на свет свой стакан:

– Но что, если это как раз подходящее слово? Что, если…

– Что, если мы перестанем играть словами и уходить от более важных вещей? Вы поняли, что не так было с тренажером?

– Мы разобрали его на винтики, но не нашли неисправностей. Ни одной.

Она с силой опустила стакан на стол, обнаружив вдруг, что у нее дрожит рука. Почему его вопрос так меня задел и разозлил?