Пол Андерсон - Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

Я/мы: Нога, принадлежащий Охраняющему Северные Ворота и другим, которые могут быть, Главному Паромщику и Скорбящему, которые не будут больше, Много Мыслей, Открывателю Пещер и Мастеру Песен, которые не могут больше быть; Крылья, принадлежащий Искателю Железа и Освещающему Дом и другим, которые могут быть, Много Мыслей, который не может больше быть; юная Рука, что учится делиться воспоминаниями, создадим единство!

(О, свет, ветер, река! Они слишком сильны, они хотят разделить меня /нас).

Сила. Это не первый Рука, который приходит сюда вспоминать путешествие, совершенное за много лет до того, как появился на свет. И не последний. Думайте о силе, думайте о покое.

(Что-то размытое, две ноги без лица… нет, у них были клювы?)

Вспоминайте! Лягте свободно на землю, под шепчущие листья, пейте свет и ветер и шум реки. Пусть воспоминание хлынет свободным потоком, о тех делах, что свершились еще до того, как мой /наш Рука появился на свет.

(Теперь яснее: они были такими странными, так как же можно их увидеть, не говоря уже о том, чтобы удерживать их облик в памяти… Ответ: глаз учится видеть их, нос — чувствовать их, язык Ног и конечности Крыльев — трогать их кожу, ноздри — ощущать издаваемый ими запах).

Это идет хорошо. Быстрее, чем обычно. Возможно я /мы можем создать хорошее единство.

(Укол радости. Привкус страха в вызванных воспоминаниях… что-то чужое, опасность, боль, смерть, и все вместе — мучение).

Лежи спокойно! Это было давно.

Но время тоже едино. Настоящее нереально; лишь прошлое и будущее имеют достаточную для реальности протяженность. То, что случилось тогда, должно быть известно нам. Чувствуй каждой клеточкой моей /нашей юной Руки, что я /мы — это часть Нас, Нас из Громового Камня, работающих с железом, строителей, пахарей, обитателей домов и торговцев — и что каждое из единств, которые Мы можем создать, должно знать и тех, кто пришел с неба.

Пусть единство снова вспомнит и отобразит путешествие Открывателя Пещер и Скорбящего, те дни, когда чужие, обладающие лишь одним телом, но все же умеющие говорить, прошли через горы к неведомой битве. И каждое такое воспоминание дает мне /нам все больше внутреннего зрения, позволяет пройти немного дальше по той тропе, что ведет к пониманию их.

Хотя может случиться так, что мы путешествуем по тропе в неверном направлении или не по той тропе. Тот, кто вел их, сказал однажды, что он (она? оно?) сомневается в том, понимают ли они сами себя, а если нет, то смогут ли когда-нибудь понять.

Спутник-тюрьма вращался вокруг Ллинатавра по большой наклонной орбите достаточно далеко от трасс регулярного космического движения. В иллюминаторе камеры Хуга Мак-Кормака была видна планета в разных ее фазах. Иногда это была темнота, тронутая по краям золотисто-красными лучами солнца, — возможно, это город Катаврайанис звездой сверкал в ночной тьме. Иногда — ятаган, ярко сиявший под Солнцем. Время от времени он видел полностью всю планету — блестящий шар, голубой в тех местах, где простирались океаны, оттененный серебристыми облаками там, где лежали огромные зеленые континенты.

Земля с такого расстояния выглядела почти так же (если смотреть на планету с более близкого расстояния, было заметно, что вид у нее изможденный, как у любой постаревшей красавицы, знавшей в своей жизни слишком многих мужчин), но до Земли две сотни световых лет. И ни один мир не походил на рыжевато-коричневый, словно покрытый ржавчиной, Аэнеас, по которому так тосковал взор Мак-Кормака.

Спутник не вращался: вес тела внутри него целиком зависел от создаваемого генераторами гравитационного поля. Тем не менее, его движение заставляло небеса медленно струиться мимо иллюминатора. Когда Ллинатавр и Солнце исчезли, глаза человека перестроились, и он обрел способность видеть другие звезды. Они запрудили пространство — немигающие, сверкающие самоцветами, холодные, как зимний день. Ярче всех сияли звезды альфа Креста — голубоватые гиганты-близнецы, находящиеся в десяти парсеках от этих мест; как и бета Креста — звезда-одиночка того же типа, — что находилась в этой же части неба, неподалеку от них. Кроме того, тренированное зрение могло различить красное сияние Альдебарана и Арктура, походившее на костры, которые, пускай и издали, обогревали и освещали человеческое стойбище. Можно было еще поймать взглядом Денеб и Полярную звезду, которые находились далеко за пределами Империи и территории врагов Империи. Свет их был холодным.

У Мак-Кормака внезапно пересохло во рту.

«Если бы Катрин настроилась на мой разум, — подумал он, — она сказала бы, что в Левитикусе надо как-то ограничить употребление такого количества метафор».

Он не осмелился признаться самому себе, что ее образ все еще живет в его душе.

«Мне повезло, что я оказался во внешней камере. И нельзя сказать, чтобы я испытывал слишком большие неудобства. В намерения Снелунда это явно не входило».

Помощник начальника тюрьмы выглядел смущенным и без конца извинялся.

— Это… э-э-э… приказ о вашем задержании, адмирал Мак-Кормак, — сказал он. — Прямо от губернатора. До суда или… переброски на Землю, может быть… э-э-э… до дальнейших распоряжений… — тут он посмотрел на факс на своем письменном столе, будто желая, чтобы содержащиеся в нем слова изменились со времени первого их прочтения. — Так… одиночка, отсутствие контактов… Честно говоря, адмирал, я не вижу причин, по которым вам нельзя было бы разрешить пользоваться книгами, бумагой, даже проектором для времяпрепровождения, Я пошлю к Его Превосходительству и буду просить об этом.

«Мне неизвестна причина, — подумал Мак-Кормак. — Возможно, она кроется в злобе, но, главным образом, настоящее мое положение — одна из стадий процесса моей ломки, — осанка его сделалась еще более величественной. — Что же, пусть попробуют».

Сержант дворцовой охраны, доставивший арестованного с Катаврайаниса, бесстрастным голосом произнес:

— Не величайте предателей титулами, которых их лишили.

Помощник начальника тюрьмы выпрямился, смерил охранников взглядом и ответил:

— Сержант, прежде чем перейти на теперешнюю службу, я двадцать лет провел в рядах Военного Флота. Я создавал СПО. Под командованием Его Величества находится любой офицер Имперской Армии, любой ее член, примыкающий к армии Силы. Флот адмирала Мак-Кормака остался без своего командующего, но до тех пор, пока командующий не будет снят с поста в результате тщательного судебного расследования или посредством прямого приказа с трона, вы обязаны выказывать ему уважение, иначе вы рискуете попасть в весьма затруднительное положение.