Юрий Тупицын - Синий мир [Фантастические рассказы и повести]

Оцепеневший организм с течением времени окукливается и одевается твердой оболочкой, превращаясь в подобие яйца. Ткани окуклившегося животного образуют достаточно однородную биомассу, в которой формируется от нескольких десятков до сотен и тысяч автономных центров развития. Эти центры подавляют окружающие клетки, подчиняют их общей программе развития и становятся зародышами будущих колибридов.

Весь этот сложный механизм взаимодействия роевого вируса и геновируса оставался для нас тайной до самого последнего момента. Мы заблуждались! Мы считали, что размножение колибридов происходит с помощью одного гемовируса и что для его активизации требуется лишь достаточно длительный инкубационный период. Мы не поняли, что роевой вирус — своеобразный спусковой крючок молниеносной болезни-превращения. Роевой геновирус мы считали штаммом обычного геновируса с повышенной активностью и более коротким инкубационным периодом. Такие штаммы почти всегда возникают в ходе вирусных эпидемий и пандемий. Геновирус же был изучен нами детально. Мы создали культуру вирусофага, с помощью которой удалось полностью излечить нескольких местных животных, находящихся в начальной стадии оцепенения. А самое главное — мы считали геновирус совершенно безопасным для человека! И это, как нам казалось, было, безусловно, подтверждено большой серией опытов. Как мы ошибались! Только теперь под этим деревом, когда Виктор уже потерял сознание, все факты о колибридах вдруг обрели для меня совсем другой смысл и иначе связались друг с другом. Словно повязку сняли у меня с глаз. Но уже поздно!».

Дальше запись Лены все более и более теряла свою четкость.

«Мне все хуже, спешу. Найдите десятый термостат! С риском не считайтесь, будет поздно!.. Виктору дозу увеличьте. Виктор не вакцинирован. У нас был один инъ…»

На этом запись обрывалась. Лобов закрыл глаза, представляя, как девушка, отчетливо сознававшая неизбежность удивительной смерти, водит по записной книжке цепенеющей рукой, а рядом лежит уже совершенно равнодушный ко всему Виктор. Ее Виктор! Виктор, которому уже никто не в силах помочь, даже теперь. Да, этот хитроумный ларчик природы, как и многие другие ее порождения, открывался просто. На Орнитерре нет крупных хищников, нет травоядных колоссов, откладывающих яйца огромной величины. Тут живут колибриды, крохотные красавицы птички с самым подлым путем развития, какой только можно придумать!

Слабый посторонний звук заставил Лобова насторожиться. Пряча записную книжку в карман, он вскочил на ноги.

— Иван, — услышал он слабый шепот.

Это пришел в себя Кронин. И хотя Лобов давно ждал этого момента, хотя он знал по машинному прогнозу, что первым очнется именно Алексей, у него от волнения перехватило дыхание. Быстро и осторожно ступая по ковру, Лобов подошел к его постели.

— Иван!

Кронин смотрел на него добрыми беспомощными глазами. Лобов присел на край его постели, комок стоял у него в горле, мешая говорить.

— Мы живы, Иван? Это ты? Или мне все еще снятся сны? Какие дивные сны, Иван!

Лобов передохнул и ответил!

— Живы, Алеша, живы.

— А Клим?

— Все живы.

— Все? — требовательно переспросил инженер.

— Все, — Лобов помедлил и добавил: — Все, кроме Ромео.

— Ромео? Какого Ромео? — словно вспоминая что-то, слабо произнес Кронин.

— У стажеров, Алеша, был один разовый инъектор на двоих. И когда пришла беда, Ромео, не колеблясь, отдал его своей Джульетте.

Но Алексей уже не слышал Лобова, он засыпал.

— Ромео! — бормотал он беспокойно, — Ромео и Джульетта… Кто такие Ромео и Джульетта? Бедные чувственные дети со слаборазвитым интеллектом!

Лобов поправил ему волосы и вытер со лба пот.

Транспланетный рейдер «Вихрь» готовился к старту ходовых испытаний. Матово поблескивая черным бронированным корпусом, он лежал на стартовом столе, нацелившись острым носом на полярную звезду, а под ним неторопливо вращалась тороидальная громада старт-спутника, казавшаяся снежно-белой в яростных лучах космического солнца.

Командир рейдера Ларин, опоясанный страховочными ремнями, сидел за ходовым пультом корабля, то и дело поглядывая на циферблат хронометра. В ходовой рубке было непривычно тихо, сиротливо стояли пустые кресла вахтенной группы. Ходовые испытания есть ходовые испытания. Они проводятся по однообразной и простой программе в непосредственной близости от старт-спутника. Задействовать для ее выполнения весь экипаж нет никакого смысла, особенно если учесть известный элемент риска. Вот почему в ходовой рубке рейдера так пустынно и тихо, вот почему экипаж гигантского корабля сейчас до смешного мал — командир да инженер-оператор, разместившийся далеко от него, в кормовом отсеке, у самого сердца рейдера — плазменного реактора.

— «Вихрь», я «Спутник», — послышался неторопливый бас руководителя испытаний, — как меня слышите?

— «Вихрь» на приеме. Слышу хорошо, — ответил Ларин.

— Андрей Николаевич, — проговорил руководитель, подчеркивая этим обращением неофициальность разговора, — вы опаздываете с запуском уже на две минуты.

— Опаздываем, — невозмутимо согласился Ларин.

— Вы бы поторопили своего Шегеля!

Ларин усмехнулся.

— Пусть повозится. Я предпочитаю, чтобы экипаж возился до старта, а не после него.

— Всему есть пределы, — сердито сказал руководитель испытаний и отключился.

Ларин снова усмехнулся, подумал и перешел на внутреннюю связь.

— Как у вас дела, Олег Орестович? — спокойно спросил он.

— Все в порядке, — флегматично пропел тенорок Шегеля, — ну и намудрила же фирма с замком для ремней!

— К старту готовы?

— Готов! — бодро откликнулся оператор.

Ларин перешел на внешнюю связь.

— «Спутник», я «Вихрь». Прошу запуск.

— «Вихрю» запуск разрешаю, — удовлетворенно пробасил руководитель испытаний.

— Понял, — ответил Ларин и подал команду оператору, — к запуску!

— Есть к запуску! — откликнулся Шегель.

Пока оператор делал подготовительные включения, Ларин уселся в кресле поудобнее, подтянул привязанные ремни и внутренне подобрался — запуск плазменного реактора не шутка. Эти компактные сверхмощные ядерные машины открывают перед космонавтикой невиданные перспективы, но они еще не доведены до кондиции и полны эксплуатационных загадок. Иногда на них находит, и они начинают капризничать да так капризничать, что становится жарко. Недаром испытания плазменных реакторов разрешены только в космосе на высоте не менее пятисот километров от земли. Только после двухчасовой обкатки о годности реактора можно составить определенное мнение. Для этого, собственно, и проводятся ходовые испытания.