Артем Углов - Предел прочности. Книга первая

- Сначала ты, - крепыш не соизволил даже взгляда не опустить.

Авосян молча отвинтил крышку и не выдыхая, сделал глубокий глоток, затем еще один и еще. Кадык мерно дергался, проталкивая с утробным звуком очередную порцию огненной жидкости. После третьего глотка Герберт остановился и медленно опустил бутылку. Зажмурился, постоял так с секунду, крякнул и слегка покачнувшись, наклонился, что зачерпнуть ладонью щедрую порцию снега. Вновь зажмурился, как разомлевший от солнца кот и не раздумывая поднес ко рту руку. Кажется, я услышал, как хрустит замерзшая вода на зубах великана.

В полной тишине початая бутылка перекочевала с одной стороны забора на другую. Сержант долго раздумывать не стал: запрокинул голову и совершил следом три могучих глотка. Вместе с кадыком заходили ходуном мышцы могучей шеи. Отстранившись от горлышка, он не стал повторять трюк со снегом. Размашистым жестом вытер влагу с губ и уставился на Авосяна. Глаза крепыша, и без того бывшие слегка на выкате, теперь грозили вылезти из орбит и полопаться, а некогда молочного цвета белки пошли красными прожилками.

Следом пришла очередь Феликса. Парень решил не ударить в грязь лицом и повторить подвиг товарища. Вновь последовала запрокинутая голова, глоток, затем дрогнувший второй, отчего тонкие ручейки жидкости с уголка губ потекли за шиворот, и завершающий третий, отчаянный и булькающий. Парень едва не захлебнулся, судорожно дернулся и согнулся по полам, сдерживая то ли кашель, то ли рвотные позывы. Постоял так, опираясь на колени, после чего выпрямился и обвел всех слегка осоловелым взглядом.

- Не в то горло попало, - известил он сиплым голосом и передал мне бутылку. Сам же, ни говоря ни слова, плашмя рухнул в снег.

Я посмотрел на практически пустую бутылку, где содержимое едва на донышке плескалось. Как раз на глоток, а большего и не надо. Соревноваться в выпивке с ребятами, живой массой за сто килограммов, дураков не было, разве что отдыхающий на снегу Феликс.

Собравшись с духом, осушил бутылку до дна. Настойка огнем обожгла пищевод, комом бухнула в желудок, а уже оттуда приятным теплом разошлась по организму. Передержал дед перцовочку, явно передержал или черного горошка сыпанул больше положенного. На глазах аж слезы выступили.

- Будет еще, приноси, - буркнул сержант и спрятал вторую бутылку за пазуху. Подошел к Феликсу и крякнув от напряжения, взвалил тело павшего товарища на плечи.

Мы некоторое время наблюдали за тем, как кряжистая фигура, тяжело переступая с ноги на ногу, медленно бредет к темному пятну здания, оставляя за собой глубокую траншею в снегу.

- Даже спасибо не сказали, - разочарованно протянул я, ощущая во рту резкий спиртовой привкус.

- Кирпичи одним словом, что с них взять, - Авосян шмыгнул носом и добавил неловко: - ты это, умельцу своему передай, что бы очищал лучше. Сивушные масла - душа любого крепкого напитка, но не в таком же количестве.

Я вспомнил подслеповатого деда фронтовика и его историю про трофейные немецкие сапоги, снятые с раздутого трупа путем отсечения конечностей. Отрубить ноги было полбеды, надо было еще выварить оставшееся внутри мясо и дочиста выскоблить мертвую плоть. На возмущенные возгласы отдельных слушателей старик непременно заявлял:

- Обувка на войне первое дело. У Витьки моего ботинки прямо на глазах сгорают, почитай кажный год новую пару покупаем. Это в мирное время, а мне исчо до Берлина скока топать было, - потом замолкал на полуслове и добавлял, глядя на деревянную ногу, - не дошел ведь, вон оно как вышло.

И вот как такому деду рассказывать о доли сивухе в самогоне? Нет уж, увольте, пусть кто-нибудь другой учит старшее поколение жизни.

Дорога обратно прошла на удивление легко: то ли дующий в спину ветер был подмогой, то ли алкоголь тому поспособствовал, вначале разогрев нас, а под конец и вовсе развязав языки. Особенно разоткровенничался Герберт, припоминая дневное происшествие.

- Боюсь я ее порою. Милое создание, мошки на окне не обидит, но стоит перейти черту, нанести ей обиду, как злой дух просыпается внутри. И ведь говорит такие вещи, слышать которые обиднее всего. Словно в душу тебе заглядывает.

Странно, но на языке космо не было понятия «душа». Его заменяли такие слова, как кишки или внутренности, из-за чего дословный перевод на русский звучал отчетом патологоанатома.

- И виной всему Петр Воронов, - произнес я тоном занудного профессора.

- А кто же еще? Обидел девушку, теперь пожинай плоды.

- Так Лиана не мне мстит, а Ловинс. Она-то здесь причем?

Авосян резко остановился, так что я едва не уткнулся в его широкую спину.

- Ты или дурак, или прикидываешься, - повернул он ко мне запорошенное снегом лицо. – Объяснять тебе элементарные вещи не собираюсь, для основ женской психологии у нас вон, Валицкая есть. Меня другое волнует, малышку теперь не остановить. Пока кубок мести до дна не заставит испить, не успокоится.

- Может мне поговорить с ней?

- Не вздумай даже, - великан насупил мохнатые брови. – Это тебе не с МакСтоуном языками чесать, тут деликатность нужна и тонкость, которой у тебя нету. Даже Ли не рискует встревать, хотя на что баба умная… Может потому и не вмешивается. Будем надеяться, что Анастасия Львовна успокоит малышку, - великан задрал голову и посмотрел в серую хмарь неба. – Еще и день сегодня хреновый.

Авосян, как в воду глядел. На подходе к казарме мы услышали подозрительный шум. Входная дверь была нараспашку, запуская стылый воздух внутрь помещения. Из коридора доносился звук падающих предметов, спор явно проходил на повышенных тонах.

- Нас спалили. Слышишь, кричат? - выдал великан свои опасения. Последние пять минут он только и говорил, как огребет за очередное потребление горячительного.

- Быть того не может, - я взялся за ручку приоткрытой двери и почувствовал, как она опускается вниз помимо воли. Рука ощутила толчок, а металлический лист начал стремительно приближаться к глазам. Мне бы отойти в сторону или плечо подставить, дабы не получить дверью по лбу. Но нет, я не нашел ничего лучшего, как отпрыгнуть назад. Вернее, попытаться это сделать, поскольку поехала толчковая нога, да и сам прыжок, признаться, вышел неважным. Тело взмыло в воздух и мягко приземлилось в ближайшем сугробе.

В снегу было на редкость тепло и уютно. Над головой мерцали точки первых звезд, проступивших на фоне быстро темнеющего неба. «Надо же, снег закончился», - пришла в хмельную голову несвоевременная мысль.

- Выметайся на свежий воздух, мы устали от твоей истерики, - из распахнутой двери показалась Джанет Ли. Она вышла наружу и грациозно замерла на крыльце, уперев руки в боки.

- И не подумаю, - был ответом глухой голос Вейзера из коридора. - Пусть убирается эта шлюха с милым Валентино, пока я обоих не порешил.