Артем Углов - Предел прочности. Книга вторая

Подчиняюсь беспрекословно. Пункт досмотра – не то место, где следует демонстрировать чувство юмора. Здесь оказывается каждый вновь прибывший, без скидок на социальный статус и возраст.

- Ждите… проходит процедура сканирования.

Жду. Не видно лучей, пробегающих вдоль тела, полосок света и прочих спецэффектов. Все тот же полумрак, царящий в серой комнате. Но я знаю, что меня просвечивают до мельчайших подробностей. Один раз обнаружили автобусный билетик, застиранный вместе с джинсами в заднем кармане. Там от бумажки клочок один остался, похожий больше на ошметки. Все равно потребовали вытащить и переместить в лоток для мусора. Другой раз нашли посторонний предмет природного происхождения – колючку чертополоха, прицепившуюся к футболке. И ее изъяли под бдительным контролем со стороны.

Привезенные вещи досматривались отдельно и в другом месте. Изучались досконально на протяжении нескольких часов, дней, даже недель. После чего некоторые предметы и вовсе не возвращались. Так меня лишили пары клубничных чупа-чупсов и жевательной резинки.

- Процедура сканирования завершена. Хорошего вам вечера, курсант.

В ответ благодарю безразличные лица за стеклом.

- Напоминаю вам, что согласно правилам необходимо заполнить форму…

Такую-то, такую-то, и такую-то. Знаем, проходили. Ан нет, сегодня перечень больше.

- Из табельного оружия модели МКР-17Н инвентарный номер 184-504-131-18 было произведено два выстрела. Согласно пункту… необходимо заполнить…

А Хорхе обещал, что всю бумажную волокиту возьмет на себя старший следственной группы - Марк.

Выхожу в коридор, где меня дожидается один из сотрудников службы контроля.

- Курсант Воронов? Госпожа Валицкая хочет вас срочно видеть.

И я тоже.

В кабинете Анастасии Львовны все было привычным, кроме самой хозяйки.

- Садись, - кивает она на стул, а сама продолжает печатать. Слышен легкий шелест клавиш, пальцы летают над клавиатурой. Перед Валицкой стоит тонкий ноутбук, покрытый изящной гравировкой в виде хищной птицы. Кому-то блокнот с ручкой, а кому-то все прелести развитого мира.

Смотрю на сосредоточенное лицо женщины и понимаю, что должен подождать: госпожа психолог слишком поглощена процессом. Сидеть и ждать… сидеть и ждать. Воображение рисует один образ страшнее другого и в каждом из них малышка либо мертва, либо покалечена.

- Что с Альсон? – выпаливаю я.

Пальцы замирают в воздухе, Валицкая переводит взгляд карих глаз на меня. Раньше непременно бы захотелось съежится и спрятаться за спинкой стула, но сейчас страха нет. Гнев преподавателя – всего лишь малость по сравнению с теми неприятностями, что может доставить сама жизнь.

- Это ты мне скажи, что с Альсон.

- Я не…

- Какого хрена ты творишь, Петр, - крышка ноутбка с глухим стуком захлопывается. Анастасия Львовна пребывает в великом гневе. – Для тебя все это игрушки?

- Не понимаю, о чем ид…

Пытаюсь закончить фразу, но Валицкая вновь обрывает на полуслове:

- Она больна, ты это понимаешь? Серьезно больна, поэтому любые действия, способные повлиять на ее психику, должны согласовываться с лечащим врачом.

- Но вы же сами…

- Заткнись! Уже наворотил дел, великий спасатель, - Анастасия Львовна откидывается на спинку кресла. Выдыхает, и дальше продолжает чуть спокойнее: – когда я говорила про толчок для Альсон, то не подразумевала самодеятельности. Все должно было проходить под моим контролем. Ты это понимаешь? Чего молчишь?

- Вы велели заткнуться.

- Да, велела, - Валицкая в задумчивости кивает головой. – Очень хочется схватить тебя за ухо, Воронов, оттаскать, как следует, и выкинуть на улицу. Но это будет не педагогично.

Собеседница замолкает, а я набираюсь наглости повторить вопрос:

- Может скажете, что с Альсон?

- Девять проникающих в брюшную полость.

- Она… она жить будет.

- Она будет, ничего с ней не случилось, - Валицкая глубоко вздыхает, - а вот отца ее еле откачали. Девочка нанесла ножницами девять ударов в область живота.

- Жаль, что не добила, - вслед за госпожой психологом откидываюсь на спинку стула. Теперь пускай хоть обругается и вышвырнет из кабинета. С малышкой ничего страшного не произошло, и это главное.

Готовлюсь к очередному всплеску гнева, но Анастасия Львовна неожиданно одаривает меня мягким, чуть грустным взглядом. Кажется, мимолетная улыбка промелькнула на ее губах, но не было в ней ни капельки веселости, все та же грусть.

- Ты не понимаешь, Петр: теперь у Лианы нет семьи, от нее отрекся целый род.

- С такой семьей лучше быть сиротой.

- Воронов… бестолковый ты принц. У нее теперь ничего нет: ни родни, ни дома, ни средств к существованию.

- Лиана не пропадет: я ей картину маэстро подарю, а Герб в свой клан заберет. У Авосянов домов много, без крыши над головой не останется.

- Он не сможет. Любой, кто решиться приютить девушку, автоматически становится врагом семейства Альсон. Если Герберт на это пойдет, то война будет объявлена не только ему одному, но всему клану Авосян.

- Можно просто помочь.

Валицкая устало качает головой:

- Нельзя. Любой, кто поможет деньгами, захочется жениться или другими способами поучаствует в судьбе девушки, обеспечит себе массу проблем.

- А как же академия? Она будет учиться с нами? Вы же не выкинете ее на улицу? - выстреливаю я вопросами, одним за другим, отчего госпожа психолог только морщится.

- Петр, остановись. Вопрос по будущему Лианы пока не решен. В ближайшее время соберется комиссия и определится с ее дальнейшей судьбой. Мне вот поручено подготовить доклад к выступлению, - она кивает в сторону закрытого ноутбука. – Вопрос сложный, двух юристов подключила и… ты еще приперся.

- Так может я пойду, чтобы не мешать.

- Сиди уже.

Какая-то Валицкая странная сегодня, никогда ее такой не видел. Очень уставшая женщина, у которой не осталось сил даже на легкое раздражение. Последние остатки выплеснула в начале разговора, теперь сидит, кулачком щеку подпирает.

- Ну что ты на меня так смотришь, Воронов. Давай, рассказывай, как все было.

Я и рассказал. Валицкую в меньшей степень интересовали подробности того самого вечера, куда больше внимания она уделила последующим дням.

- Ты с ней с тех пор не общался? – прервала она затянувшийся монолог.

- Нет.

- Какие же вы трусы, мужики.

- Это не педагогично, - пытаюсь шутить.

Валицкая смотрит на часы:

- Мой рабочий день закончился, так что я могу побыть обыкновенным человеком.

- И даже не психологом?

- Петр, хватит молоть чепуху. Девочка открылась, рассказала самое сокровенное, а что сделал ты? Просто удрал?

- Я никуда не убегал.

- А как это еще называется? Игнорировать и избегать разговора? Ты сделал худшее из возможного в сложившейся ситуации.