Артем Углов - Предел прочности. Книга вторая

Веки сами собой закрылись, а в темноте возник образ Проктора: потерянного и поникшего. Именно таким его запомнил, когда уходили из квартиры.

- Мы смогли бы взломать ноутбук? – зачем-то спрашиваю у Мо.

- Не-а, - напарник сладко зевает. – Максимум, который смогли бы выжать из железяки - дисциплинарное взыскание за незаконное изъятие.

- Выходит, взяли на понт?

- Выходит, взяли, - легко соглашается напарник.

- Но он же знал, что наши действия противоправны.

- Курсант, ты мыслишь, как детектив, а он обыкновенный барыга. Что ему закон, когда всю жизнь варился в другой каше, и жил по иным принципам. Проктор видит мир глазами преступника, в этом его беда.

Пухлая ладонь напарника потянулась под руль. Щелкнуло зажигание и мотор довольно заурчал под широким капотом.

- Мозес, скажи, мы действительно прикроем Проктора, когда придет время?

Мо лишь хмыкнул в ответ и этого было достаточно.

Возращение в казарму порядком затянулось. Сначала пришлось оформлять шляпу. Хорошо хоть догадался сохранить чек, иначе пришлось бы сдать головной убор в камеру временного хранения. Ребята на контроле объяснили все простым правилом: после дежурства у детективов не должно быть новых вещей, а то может взятку всучили или того хуже, снял вещдок с трупа и присвоил себе. И Мо, зараза такая, ни о чем подобном не предупредил.

Зато напарник минут двадцать, подробно и с расстановками, рассказывал официальную версию вербовки Проктора Саласами. Разумеется, в ней не нашлось места тепловизору, незаконному проникновению в квартиру и угрозам. Действовали согласно букве Директивы: правил никаких не нарушали, а убеждение проводились исключительно добрым словом.

Знания эти пригодились на допросе, который устроили два безликих агента из оценочной комиссии. Официально мероприятие называлось: заключение по итогам патрулирования … Или итоговое заключение после проведенного патрулирования. Слов десять в наименовании было, я лишь запомнил первые из них. Мо назвал эту процедуру проще: разбор по косточкам.

Пришлось подробно описать ход дежурства, а в конце вынести оценку действиям напарника.

- Почему поставили лейтенанту Мозесу Магнусу девять баллов из возможных десяти? – поинтересовался безликий агент.

Не поставил десятку, потому что могло показаться подозрительным – такова была правда. Но не говорить же её им.

- Нет предела совершенству, - попытался отшутиться, и как выяснилось зря. Бюрократический аппарат веселья не признавал.

- Значит есть замечания к действиям напарника, о которых ранее умолчали.

Долгих десять минут пришлось убеждать агентов, что никаких замечаний нет, а в итоговой оценке ошибся, и хочу поставить твердую десятку.

Окончательно измученный вернулся в казарму, залез под горячий душ и с наслаждением смыл накопившуюся усталость. Оделся в сухое и потопал на кухню, где ждала чашка горячего чая и бывшая старшая по группе.

- Воронов, срочно к инспектору, - огорошила Ли новостями с порога.

- Блин, только с дежурства, мне бы перекусить.

- Воронов, ты не расслышал? Это не шутки, тебя ждет инспектор из службы внутренних расследований. Скажи спасибо, что голого из душа не вытащила.

- Спасибо, - пробормотал я и, развернувшись, потопал обратно в комнату, где ждала не успевшая толком обсохнуть одежда.

Инспекторы никогда не тревожат по пустякам: или Мо где-то прокололся с полузаконными методами вербовки или другое. И именно об этом другом меньше всего хотелось думать.

Во что же ты втянул меня, брат?

- Воронов, куда на ночь глядя?

В сумраке длинного коридора навстречу попался Леженец. Спортсмен успел поужинать, и потому прибывал в превосходном расположении духа. Готов был шутить и зубоскалить напропалую.

- Туда, - говорю неопределенно.

Ну не объяснять же парню про свидание с инспектором, будь неладна служба внутренних расследований.

- Дурной зад ногам покоя не дает? – Дмитрий привычно скалится.

Даже не думаю поправлять парня: переврет любую пословицу и сведет все к пятой точке. Таков уж юмор у нашего Леженца и ничего здесь не изменишь.

- А ты чего по коридорам шляешься? - отвечаю вопросом на вопрос.

- Поел, спать пойду.

- Цельная ты личность, Дмитрий.

- Чего?

- Тем, кто ложится спать – спокойного сна.

- А… ну да.

Оставляю Леженца одного в коридоре и выхожу на темную улицу. Поднимаю воротник форменного пальто - в ноздри тут же ударяет знакомый запах дождя. Одежда все еще сырая после прошедшего дежурства. Как бы не подхватить простуду под холодным ноябрьским ветром.

Засовываю руки поглубже в карманы, и прибавляю шаг, в надежде быстрее согреться. Странно, но практически не думаю о предстоящем разговоре, куда больше волнуют последствия: выпрут из академии и глазом моргнуть не успеешь.

Неужели буду скучать по этому месту: по длинным мачтам сосен, подпирающим сам небосвод, по тихому плеску озера, даже по вечной луже, разлившейся на дорожке в низине. Буду вспоминать казарму, которая за последние четыре года стала вторым домом, пускай и не столь гостеприимным, как хотелось бы. А как быть с людьми, которых встретил в иномирье? Хорхе, вечно пропадающий невесть где, говорливый Носовский и бурчащий Камерон, Леженец, который все меньше раздражал и все больше казался забавным. По ним тоже буду скучать? И словно в насмешку проявился греческий профиль одной знакомой девушки, выплыл из глубин сознания гигантским айсбергом. Да что б тебя, достала!

Может прав Витька, со временем плохое забывается и остается одно лишь хорошее? Сколько дерьма случилось в иномирье, сколько раз под смертью ходил, а вот поди ж ты, вспоминаются исключительно положительные моменты.

М-да, что-то совсем вы раскисли, Петр Сергеевич или забыли уже, по какой причине здесь оказались? Не за таланты особые и заслуги, а исключительно в роли наживки, которую насадили на крючок и теперь ловят рыбку покрупнее, как выразился бы Мо.

Эх, Мишаня… Мишаня, куда же ты влез?

Первый заданный вопрос оказался вовсе не о брате или увиденном граффити на русском языке. И задавал его совсем не инспектор: он лишь сидел и внимательно слушал. Дребезжал противным голосом знакомый Лангольер. Да-да, тот самый сухенький старичок, пытавшийся устроить головомойку после случая с Гочей. Тогда меня отстояла госпожа психолог, сейчас же…

- Курсант Воронов, какие отношения вас связывают с Валицкой?

- Обыкновенные.

Недоуменно смотрю на инспектора, но тот хранит молчание, а старичок продолжает пытать:

- Уточните свой ответ.

- Нас связывают отношения курсант-преподаватель.

- Тааак, – довольно тянет Лангольер. Поднимает лежащую перед ним бумагу и зачитывает: - за прошедший учебный год курсант Воронов посещал кабинет Валицкой А.В. семьдесят восемь раз. Это больше, чем любой другой курсант на потоке. Потрудитесь объяснить, с какой-такой целью наведывались к Анастасии Львовне, да еще делали это столь часто? И не говорите, что вечерние визиты связаны с учебным процессом. Вас нет в числе отстающих по ее предметам.