Артем Углов - Предел прочности. Книга вторая

Постоял так с минуту, и пошел обратно в казарму. Ожидал увидеть сумрак пустых помещений, но в зале оказалось неожиданно многолюдно. Курсанты не спешили расходиться по комнатам, шумели вовсю, а пуще прочих шумел Леженец, который еще час назад планировал отойти ко сну.

- О, Воронов! – обрадовался он, завидев меня. – Как прошло свидание с инспектором?

- Нормально, - пожимаю плечами, - отчислили.

В зале воцарилась гробовая тишина. Было слышно, как пыхтит толстяк Соми у барной стойки: тяжело и с надрывом. Под кем-то скрипнул стул, звякнула ложечка в дальнем углу.

И чего они не веселятся, чего не радуются? Почему все молчат и смотрят на меня? Зараза, такую шутку загубили. Я готов был произнести извечное «не дождетесь», но в царившей атмосфере это прозвучало бы крайне глупо.

- Ты это… подожди раньше времени. Может обойдется, - неожиданно произносит Леженец. Он что, пытается поддержать меня? Это вообще третья группа или я ошибся казармой? Где извечные: «так тебе и надо Воронов», «знай свое место, обезьянка».

- Шучу я, расслабьтесь.

Как и стоило ожидать, местные тонкостей юмора не оценили.

- Придурок! – первым раздался звонкий голосок, напоминавший тот далекий и давно забытый, принадлежавший одной мелкой проказнице. Но нет, не она это - встречаюсь с ледяным взглядом стервозной аристократки.

- Твои шутки неуместны, - это уже бывшая старшая по группе, как всегда торопиться отчитать.

- Что-то ты перегнул, приятель, - басит Авосян. – С такими вещами не шутят.

- Иди проспись, Воронов, - возмущается Марго.

Ропот и гул голосов несется со всех сторон. Вот теперь узнаю родную третью группу. Прозвучало даже извечное «обезьянка», значит не ошибся казармой.

В нарастающем гомоне голосов слышится растерянное от Леженца:

- Че-то я так и не понял, тебя отчислили или нет?

Пока нет, Дмитрий… Пока нет…

Наступил декабрь, выпал первый снег, а следом за ним пришло новогоднее настроение. Ничего не мог поделать с собой, хотелось мандаринов, сочных и ароматных, наряженной елки. Казалось бы, четыре года проучился, пора уже привыкнуть к законам иномирья. Но нет, подавай нам Деда Мороза, можно пьяного, у которого свитер выбивается из-под красной шубы. И на гирлянду согласен, на самую захудалую, из школьных запасников, пережившую целые поколения выпускников.

Толком не с кем обсудить внезапно возникшую тоску. Земляк Хорхе привычно запропастился, а Вейзер так и не смог оценить прелестей празднования Нового Года, хотя я пытался объяснить. Моего соседа охватила привычная меланхолия. Увидел Марго с новым ухажером в коридорах Академии, отчего грустил уже целую неделю. Слушал на редкость отвратную музыку про неразделенную любовь и запирался в душе на долгие часы.

- Как бы не повесился, – высказал однажды свои опасения Авосяну.

- Нормально, - пробасил тот. Что именно нормально, Герб уточнять не стал, но я как-то сразу успокоился: великану в этих вопросах можно было доверять.

Наши отношения с Авосяном наладились. Тот неприятный разговор на лавочке забылся уже на следующий день, и общались мы как прежде, без натяжки и двойного дна. Только фамилия Альсон оказалась под негласным запретом. По молчаливому согласию сторон, девушку лишний раз не упоминали, а если и звучало ее имя, то исключительно в контексте общих дел.

Впрочем, сама девушка не давала себя забыть. Первые месяца два успешно игнорировала мою персону: при приближении воротила высоко задранным носиком, а потом прорвало. Посыпались шуточки, уколы, подначки. Оказавшись передо мною на раздаче, могла десять минут выбирать булочку, преграждая доступ к ароматному мясному пирогу, напоминающему по вкусу мамкин курник. Благо, широтой комплекции вредина не вышла, поэтому я быстро научился обходить мелкое препятствие.

Каждое мое выступление на уроках сопровождала едкими замечаниями. И можно было не сомневаться, если выскажу свою точку зрения, у Альсон обязательно найдется противоположная. Завидев в коридоре, в присутствии многих могла обозвать или оскорбить. Из-за чего неоднократно штрафовалась и вызывалась в кабинет к самому Носовскому.

Я в ответ лишь молчал, и это бесило ее все больше и больше. Один раз Альсон не выдержала и пребольно ущипнула за бок в полутемном коридоре казармы. Не понимаю, чего она добивалась таким поведением. Услышать мат в свой адрес или схлопотать подзатыльник? Это просто глупо. Вывести меня из равновесия? Пока что получалось ровно наоборот: я оставался спокойным, а девушка распалялась все больше.

В один из зимних вечеров подловила меня у поворота в парковую зону. Стояла не одна, с мелочью из числа первокурсников. Эту парочку пацанов никогда раньше не встречал: один из них субтильного телосложения, которому даже форменное пальто не смогло придать внушительного объема, другой же напротив вида коренастого, с пушком щегольских усиков над губою.

- Эй, мартышка, куда собрался? - раздался звонкий голос Альсон. Привычно игнорирую злобную аристократку, иду дальше, похрустывая тонким слоем снега.

- Слышь, обезьяна, к тебе леди обращается, - к разговору подключился один из первокурсников, тот который тощий. Этот-то куда лезет? Выискался кавалер прекрасной дамы на мою голову.

Бросаю взгляд в сторону фонаря, где на самой верхотуре прикреплена панорамная камера, внешним видом напоминавшая летающую тарелку с множеством иллюминаторов. Несколько раз доводилось видеть снимки, сделанные с ее помощью: удивительное качество изображения, позволяющее волосок на лацкане пиджака разглядеть.

Альсон просто так никогда ничего не делает. И думается, место выбрала не случайно. Хочет спровоцировать на драку, чтобы учебная комиссия на протяжении недели мозги выносила? Конечно, комиссия не инспектор по внутренним расследованиям, но тоже мало приятного. Еще и циферок в звании лишат, которых и без того не великое количество.

Вздыхаю и продолжаю свой путь. Вслед несется наглое:

- Эй, мы с кем разговариваем, мартышка? Куда бежишь, струсил?

Мимо пролетает снежок и падает на дорожку, разлетевшись на мелкие кусочки. Тоже мне снайперы, шагов с десяти попасть не могут.

Не обращаю внимания, иду дальше. И вдруг слышу знакомый голос:

- Чего задумали, салаги?

Разворачиваюсь – точно, Леженец собственной персоной. Нашего спортсмена и дождь с грозой не всегда остановят, что о легком снежке говорить. Бегает, наматывает круги по территории, как заведенный.

Дмитрий в своем извечном спортивном костюме синей расцветки, перчатках и вязаной шапочке с эмблемой хищной птицы на отвороте. Морда красная, изо рта пар клубится - спортсмен наш не один километр успел пробежать, но говорит на удивление спокойно, не задыхается и не глотает слова. Только грудь ходуном ходит – легкие качают воздух, что кузнечные меха.