Артем Углов - Предел прочности. Книга третья

Задираю голову, но вместо россыпи звезд вижу высокие своды полутемного коридора.

=======================================

Примечание: Ссылка для тех, кому интересно, какой музыкой вдохновлялся, описывая бал (исключительно музыкой, наряды скорее соответствую салону мадам Кики):

https://www.youtube.com/watch?v=qrOeGCJdZe4

Перед глазами белой стеной стоит яркий свет. Ничего не видно, но я продолжаю идти вперед. Чужие пальцы крепко вцепились в ладонь, продолжают настойчиво тянуть за собою. Слышу шелест юбок, перешептывание множества голосов:

- Господа, господа, смотрите – обезьянка!

- Оно выглядит, как человек. Оно… оно нас понимает? Ей-богу, это немыслимо!

Белая пелена начинает понемногу спадать, и вот уже передо мною знакомая бальная зала, забитая людьми под завязку. Мужчины сплошь во фраках: черных и строгих, дамы же наряжены куда разнообразнее: кто в бальных платьях, кто в обтягивающих вечерних, непременно с веерами в руках и ридикюлями кричащей расцветки. Зрители не только на балконах, но и внизу: столпились вокруг, окружили, из-за чего свободным осталось небольшое пятнышко, со стулом в центре. Именно туда меня и ведут, тащат сквозь людское море, которое продолжает беспрестанно волноваться сотнями голосов:

- Нет хвоста и шерсти…

- А ходит-то, ходит как человек! Поразительно, господа!

Подводят к стулу, заботливо усаживают, и я вижу наконец сопровождающего – доктора Мартинсона. Только одет он не в привычную форму медицинской службы - халат светло-лазурной расцветки, а все в тот же безликий черный фрак. И пенсне играет бликами на кончике носа.

- Ах, профессор, он как живой!

Экзальтированная особа в пышной юбке пытается ткнуть в меня веером, но доктор вовремя ее останавливает. Мягко улыбается, и развернувшись, обращается к обступившим нас зрителям:

- Дамы и господа, попрошу минуточку внимания. Перед вами наглядный образец животного из параллельного мира под номером 128. Как можете видеть, данное существо имеет крайнюю степень схожести с человеком: внешний вид, расположение внутренних органов.

- А хвост? У него имеется хвост, профессор?

- За весь вид сказать не могу, но у конкретной особи сей рудиментарный признак отсутствует. Впрочем, потерпите, чуть позже продемонстрирую это наглядно.

После слов лектора экзальтированная особа охает, заливается румянцем. Веер так и мелькает в руках, а жадный взгляд впивается в район ширинки. Благо, на мне белые кальсоны: не новомодные обтягивающие, а дедовские просторные, в которых и на улицу выйти не зазорно.

- Как вы знаете, в 128-ой параллели существует несколько кластеров. Часть из них более высокоразвитые, обладают зачатками цивилизации, другие же совсем дикие и отсталые, даже по меркам 128-ой. Населены наиболее агрессивными особями, обладающими низким уровнем интеллекта. Разумеется, само слово интеллект применимо здесь с большими оговорками.

Зал разрождается короткими смешками, а боязливый женский голосок из задних рядов вопрошает:

- Профессор, а оно на нас не кинется? Вон как зыркает.

- О, что вы, сударыня, будьте покойны, - подбадривает невидимую зрительницу доктор Мартинсон. – Хоть данное существо и принадлежит к наиболее агрессивному кластеру, но даже оно поддается дрессуре. Сейчас мы это наглядно продемонстрируем. Ассистент?

В зале воцарилась тишина, слышен легкий шелест платьев, кто-то один не выдержав, чихнул в углу. Совсем рядом слышу легкое треньканье, словно провели пальцами по струнам. И вновь волнами понеслись многочисленные перешептывания, до ушей донеслось нетерпеливое:

- Ну что там, что?

- Будь хорошим мальчиком, - шепчет мне в ухо доктор. Чужие пальцы заботливо гладят по голове, в рот засовывают безвкусную морковку. Пока хрумкаю корнеплодом, в руках оказывается балалайка, самая обыкновенная, тысячу раз виденная в фильмах и даже один раз в местном краеведческом музее, куда нас силком затащила классуха, под предлогом школьной экскурсии.

- Будь хорошим мальчиком, играй, - звучит рядом ласковый голос Мартинсона и снова чужая рука скользит по волосам, гладит.

Провожу пальцами по струнам – звучит знакомый аккорд. Еще раз, и снова, и снова, и вот уже слышится знакомая мелодия «Яблочка». Взвинчиваю скорость, кисть буквально мелькает в воздухе, выбивая залихватские звуки из музыкального инструмента, а публика в восторге: раздаются одобрительные возгласы, начинаю хлопать в ладоши. Экзальтированная дама и вовсе веер уронила от избытка чувств.

И такая меня злость пробрала, глядя на все эти сытые напомаженные рожи, что губы сами собою открылись, а изо рта понеслось:

- Эх, говори Москва, разговаривай Рассея!

Публика взвыла от восторга, хлопки перешли в нескончаемую овацию, а меня во всю несет:

Эх, яблочко, ты мое спелое,

А вот барышня идет, кожа белая.

Кожа белая, а шуба ценная,

Если дашь чего - будешь целая.

Хлопки стихли, в зале воцарилась мертвая тишина и только залихватская трель, выбиваемая из инструмента, неслась над головами ошарашенной публики. Круглые глаза зрителей, у кого от удивления, а у кого от страха, подзадоривают все больше и больше.

Эх, яблочко, да с голубикою,

Подходи, буржуй, глазик выколю!

Глазик выколю - другой останется,

Чтоб видал, говно, кому кланяться!

Слышится глухой удар – это экзальтированная особа рухнула на паркет вслед за веером, лишившись чувств.

- Остановите, да остановите его кто-нибудь! – несется испуганное. Я пытаюсь сыграть еще один аккорд, но множество рук тянется ко мне: отнимают балалайку, лезут в глаза, уши, мешают дышать. Отбиваюсь, пытаюсь вырваться на волю и… просыпаюсь.

Первые секунды пытаюсь понять, где нахожусь: почему такой низкий потолок, и не храпит Вейзер на соседней койке. Это сон, Петруха, всего лишь дурацкий сон. Нет никаких господ и дам, а ты один в дешевом мотеле, проснулся среди ночи и хочешь пить.

Складывается ощущение, что после лайнера организм никак не может насытится влагой. Воды купил целую упаковку, и за сутки половину распотрошил. На какой объем там было бутылок - литров на шесть? Теперь вот среди ночи проснулся и снова к горлышку приложился.

Хватаю полупустую тару и выхожу на узенький балкончик. Хорошо на улице, свежо, доносится лишь тихий шелест из темного массива леса. Ничего не понимает Хорхе, разве можно такие виды променять на городской пейзаж, пускай и навороченный, трижды выполненный по авторскому проекту. Оно может сейчас ничего и не видно, но ощущается – бесконечная природная мощь.

С наслаждением вдыхаю лесные ароматы полной грудь, а в ушах звучит заезженной пластинкой: «эх, яблочко, ты мое спелое».

Пора ложиться спать, завтра на работу.