Артем Углов - Предел прочности. Книга третья

- Моя ряха не ваша забота, уважаемая, - зло проговорил Герб. Это был не хорошо известный на всю казарму рокочущий бас, а какое-то глухое, надорванное сипение.

- Не нравится, выселю, - женщина вернулась к любимой и единственной угрозе в собственном арсенале.

- Да что вы…, - не выдерживаю я, - не видите, человеку плохо. Лезете постоянно, пристаете с неуместными замечаниями. У людей своя жизнь, понимаете? Хорошая или плохая, но жизнь, а вы существуете словно пьявка болотная, тянете сплетни и слухи, вечно нос суете в чужие дела. Может уже пора своими делами заняться? Ни мужа, ни детей.

Теперь точно выселит. Сначала наорет, а потом выселит. Однако женщина прореагировала странно: повернулась спиной, стала копошиться среди полок.

- Похоже, у тебя жизнь тоже не сахар, - незнакомым голосом заметил Герб.

- Нормально.

Я нисколько не кривил душой, жизнь, она конечно, не чай с конфетами, но дышать вполне можно. Помнится, раньше, в бытность жителем отсталого мира, разбрасывался термином «хреново» направо и налево. С Кормухиной поругался или родаками – конец света, двойка по контрольной или просто болит живот – всё, все кругом козлы, никто меня не понимает, судьба несправедлива, да и в целом говно. И только побывав в по-настоящему глубокой заднице стал крайне осторожным в выборе терминов.

Нормально, Герб… Потому как может быть еще хуже.

Целый день только и делал, что валялся на койке, да смотрел телевизор, бездумно переключая каналы. А ближе к вечеру в гости заглянул Авосян и мы с ним удобно расположились на балконе, попивая кофе и любуясь медленно темнеющим небом.

- Филин здесь неподалеку обитает… говорливый зараза, особенно под утро. Это его вечно «угу», - жаловался я, изрядно преувеличивая напасть, потому как в душе искренне радовался такому соседству. Басовитый говор птицы порядком успокаивал, и не смотря на однообразие издаваемых звуков, никогда не надоедал. Более того, со временем я научился различать интонационные нотки пернатого хищника: от вопросительно-озадаченных до возмущенных и даже гневных.

Однако Герба мои познания в орнитологии нисколько не волновали.

- Зря ты так, на Лукерью Ильиничну наехал.

- Это еще кто? – не понял я.

- Как кто, хозяйка мотеля, - удивился великан. - Столько здесь живешь и имени не знаешь?

- Вот именно, старина, столько здесь живу, что желания такого даже не возникло. Не человек, вредная ведьма в обличье женщины.

- Эта женщина по возрасту в матери годится.

- И что, можно вот так вот лезть куда не просят, хамить при каждом удобном случае?

- У неё непростые жизненные обстоятельства.

- Знаешь, Герб, они у нас у всех непростые, - не выдержал я. - Прикажешь, улыбаться при встрече как ни в чем не бывало и вежливо интересоваться: «как ваше здоровье, Лукерья Геннадьевна».

- Ильинична, - поправил щепетильный в этих вопросах Авосян.

- Да хоть Авдотьевна!

И такая меня злость взяла. Все эти аристократические замашки, с их вежливостью и культурностью. Посмотрю, как он через неделю запоет, ежедневного полоскания мозгов по поводу, а чаще без оного.

- Иногда нужно промолчать.

Я открыл было рот для очередного возмущения, да так и замер – в сердце неприятно кольнуло. Уж больно созвучными были эти слова с теми самыми, что говорила мне… Не важно, теперь не важно.

- Что у тебя там с деньгами, может помочь? – перевожу разговор с неприятной темы для себя, на неприятную тему для Герба.

Великан морщится, как от кислого лимона, но отвечает:

- Нормально, пока на жизнь хватает.

- Если не секрет, «пока хватает» это сколько?

- Три с хвостиком.

- Тысячи?

- Миллиона.

Не было бы перил, точно вниз сверзился.

- Сколько? – осторожно уточняю, полагая, что ослышался.

- Три миллиона.

- Герб, ты понимаешь, что на эти деньги можно спокойно существовать до конца жизни?

Великан грустно улыбнулся и посмотрел на меня.

- Именно, что существовать. Вот ты какую сумму в месяц расходуешь?

- Не знаю, не считал. Когда в казарме жили и серебряного не тратил: все за казенный кошт, а сейчас… может сорок монет, может тридцать. Если крупных покупок не делаю, то расходы только на аренду комнаты и пожрать.

- Бюджет на месяц не составляешь, живешь исключительно по потребностям, верно? - Дождавшись моего утвердительного кивка, Герб продолжил: - внутри тебя сформировался шаблон. Знаешь сколько можешь позволить потратить, так и живешь, особо не заморачиваясь. И не важно, сколько на счету средств: тысяча или сто, лишний раз ужинать в дорогой ресторан не пойдешь, потому как привычка.

У меня не сто, гораздо больше, а с картиной маэстро Дэрнулуа так и вовсе богатый буратино получаюсь. Но вот какая штука, прав Герб, сходить поужинать в дорогой ресторан даже мысли не возникало. Такси не пользуюсь, на работу исключительно пешком. Только из-за одного лишь свежего воздуха и красивых видов? Или срабатывает внутренний счетчик человека, привыкшего жить экономно?

- У меня другие привычки, Петр, с самого рожденья, понимаешь? Я только в прошлый месяц больше двухсот тысяч потратил: походя, особо не задумываясь. И если вовремя не остановлюсь, то через год окажусь в долгах. Поверь, нет ничего более унизительного для благородного человека, чем ходить с протянутой рукой и клянчить деньги. Я лучше…

Герб замолк, но я и без того знал, что он сказать хотел: скорее пулю себе в лоб пустит, чем попросит взаймы.

- Поэтому ты решил начать менять жизнь с квартиры?

- Да, - просто ответил великан. – Прошлое жилье обходилось дороговато, две тысячи монет в месяц.

- Две тысячи?! Это что ж за апартаменты такие, - я аж присвистнул от удивления.

- Дом, - Герберт пожал плечами, словно не было ничего удивительного в озвученной сумме. Две тысячи в одну сторону, две в другую, подумаешь, велика важность.

- Да, трудно тебе будет, с такими-то замашками, тут никаких миллионов не хватит.

На что Авосян лишь тяжело вздохнул и послышалось мне в этом звуке тоскливое: «я же говорил».

- Герб, ты если что, обращайся. Я тебя научу целлофановые пакеты стирать.

Вечером того же дня, без пяти минут восемь, стоял перед кабинетом штатного психолога. И странное дело, нисколечко не тревожился по данному поводу. Столько раз избегал этой встречи, что под конец устал и даже испытывал некое облегчение: вот сейчас войду, отмучаюсь и сброшу тяжкое бремя раз и навсегда. Ровно те же чувства посещали меня перед кабинетом дантиста, но только что такое зубная боль по сравнению с процедурой вправления мозгов имени госпожи Валицкой?

Набираю грудь воздуха, смело толкаю дверь и сразу теряюсь. Ничего себе кабинетик прихватила любезная Анастасия Львовна! Это вам не маленькая комнатка в дальнем коридоре учебного корпуса. Огромное пространство поделено сразу на несколько зон. Крайняя справа, что находилась у окна, с видами на внутренний дворик, была больше похожа на место отдыха. Здесь тебе и кушетка, и журнальный столик, и два удобных кресла с встроенным механизмом, позволяющим перевести тело в горизонтальную плоскость. Мне такие уже вторую неделю пытался впарить усатый дядька в телевизоре, по запредельной цене с девятками на конце, а в подарок ручной пылесос. И кому он здесь нужен, ручной, когда есть автоматические.