Артем Углов - Предел прочности. Книга третья

И снова вздохнул… Пустое, все эти Лукерьи Ильиничны... лучше выспаться по-человечески.

Едва голова коснулась такой мягкой и желанной подушки, как послышался стук в дверь. Да что б вас! Надеюсь, это не Мо, окончательно протрезвевший и потому развивший бурную деятельность.

- Иду, - кричу неведомому гостю, и морщусь от громкости собственного голоса. Опускаю ноги на холодный пол, безуспешно пытаюсь нащупать тапки, сгоревшие в прошлом номере. Бездна, совсем забыл: надо в магазин сходить, закупиться по мелочам, а то ни зубы почистить, ни задницу… Бесплатно туалетной бумаги мотель не выделял. Еще и заявку необходимо подать на восстановление служебной формы, а то наложат взыскание плюс штрафные санкции. Хорошо хоть основные документы постоянно ношу с собой, включая платежную карту. С ними мороки вышло бы куда больше.

Вихрь простых, обывательских мыслей пронесся в голове и тут же испарился, стоило открыть дверь. На пороге стояла Светлана, привычно одетая… Стоп! Не существует никаких привычно, нет больше родной до боли знакомой Кормухиной, никогда не было и нет. С грохотом закрываю дверь. И снова тихий стук.

- Петр, я никуда не уйду, - до ушей доносится глухой голос. Такой родной и… стоп! Такой знакомый… хватит! Прижимаюсь лбом к дверному косяку, медленно считаю до десяти. Дыхание, главное следить за дыханием.

- Петь, пожалуйста, – слышится просительное, жалобное. Готов прямо сейчас встретиться с Тварью, с уродами типа Гочи и Матео Ла-Сантэлло или с мертвым взглядом прорицательницы, но не с Кормухиной. Не могу на неё злиться, и равнодушным оставаться не получается: внутри трепещут порванные в лоскуты воспоминания о некогда светлом прошлом.

Десять… Ты справишься, Петька, обязательно справишься, оно бывало и хуже. Выдыхаю, берусь за ручку и решительно открываю дверь.

- Я могу войти.

- Нет.

- Нам лучше побеседовать на…

- Иди за мной, - перебиваю девушку. Решительно захлопываю дверь и спускаюсь вниз по лестнице. Слышу спешный цокот каблучков за спиной: Светлана пытается идти рядом, но я лишь прибавляю шаг. Если на площадке перед домом ей удавалось держаться поблизости, то на узкой тропинке девушка безнадежно отстала. Оно и понятно: на шпильках по земле особо не побегаешь.

Иду быстро, даже не думаю оборачиваться. Останавливаюсь лишь на опушке леса, на том самом месте, где недавно беседовал с Луциком и где имел глупость купить информацию о встрече в ресторане Бертолио.

Светлана по-прежнему далеко, пытается спешить, но нога подворачивается, и девушка едва не падает на землю. С превеликим трудом подавляю желание броситься навстречу, подхватить под руку, помочь дойти. Вместо этого отмечаю странный выбор одежды: светлая обтягивающая блузка, мини юбка, открывающая взгляду безупречные длинные ноги - этакий привет из прошлой жизни. У нее даже прическа изменилась, став похожей на ту далекую, из школьной поры. А в ресторане никакой челки не было - прямой пробор.

- Слушаю тебя, - бросаю зло. Пытаюсь не смотреть в сторону запыхавшейся девушки, но запах… этот запах сводит с ума. Неужели сохранились духи из старого мира? Этим парфюмом был пропитан каждый уголок ее квартиры, постель, ванная, даже моя рубашка.

- Петр, прошу, не причиняй вреда Майклу. Это я, я одна во всем виновата… Я не смогла правильно объяснить, в разговоре позволила непростительную глупость. Пожалуйста, умоляю, не вымещай злость на…

Вселенная, она даже сейчас его защищает! Света, ну почему ты не можешь быть конченной сукой, которую легко ненавидеть? Почему становишься такой правильной, когда речь заходит о близких людях? И когда меня успела исключить из их числа?

- У меня есть деньги, много денег Я скопила кое-какую сумму, хватит, чтобы слетать в Латинию на годы вперед. Помнишь, ты хотел на море - тараторит девушка, пытается улыбаться, но выходит у нее совсем жалко.

Зачем ты вспомнила об этом именно сейчас? Не я - мы хотели поехать на море. Мы! Это была наша мечта! Так какого хрена делать там одному?

- Подожди, - пытаюсь остановить бесконечный поток слов, но Светка делает только хуже: она хватается за запястье. Тело мое вздрогнуло, как от разряда электрического тока: невольно делаю шаг назад. Не было никакого толчка, просто выдернул руку из цепких девичьих пальцев, но этого хватило, чтобы девушка упала. Неловко оступилась и охнув, завалилась в траву. Беспомощный взгляд брошенного котенка уставился на меня снизу вверх.

Странное дело, но я не кинулся поднимать Светку, как сделал бы это раньше, не раздумывая и не размышляя. Раньше… слово прозвучало, как очень далекий срок. Раньше - это минуту назад, какие-то считанные секунды, до того самого момента, пока в голове не щелкнул переключатель. Уж не знаю, что привело в действие режим «стороннего наблюдателя», но он включился, впервые за долгие месяцы. Когда им последний раз пользовался? Кажется, на втором курсе академии, когда Валицкая сажала друг напротив друга и устраивала словесные баталии, заставляя вытаскивать наружу грязное белье. Мне тогда в соперники достался младший отпрыск семейства Мэдфорд, а Ловнис имела несчастье угодить под каток Альсон, тогда еще малышки.

Прием несложный, отрабатываемый до автоматизма путем ежедневных повторов. Понятно, что никто из нас этим не занимался: успешно сдали тесты и столь же успешно забыли. А оно поди ж ты, отложилось в глубинах подсознания и включилось. Еще и время выбрало необычное: во время ссоры с бывшей, хотя изначально предполагалось для допроса подозреваемых.

Вижу парня со стороны, полного невысказанных обид, только и ждущего, чтобы выплеснуть все наружу. Вижу девушку напротив, что играет на эмоциях, словно пианист-виртуоз на рояле. Её одежда, её запах – аккорды из далекого прошлого, должные пробудить былые воспоминания. Неловкое падение, которого и быть не должно – всего лишь полет изящной узкой ладошки над черно-белыми клавишами. И парень, подхваченный вихрем музыки, должен был немедленно склониться в полупоклоне, полный чувства вины и раскаяния. Протянуть руку, помочь подняться, но он отчего-то медлит. Вместо этого присел на корточки рядом, смотрит внимательным взглядом

Камера скользит, меняет фокус… Внутри парня царит пустота, словно обшивка космического корабля получила пробоину. Эмоции вытянуло через чернеющую дыру в одно мгновение, оставив внутри сплошной вакуум. Как известно, в безвоздушном пространстве звуки не распространяются, и пианист-виртуоз может играть сколько заблагорассудится. Старая мелодия не вызовет больше прежних чувств, никогда.

- Почему? - спрашивает парень.

- Почему? – задаю свой вопрос я.

Кормухина все понимает. Она всегда была большой умничкой и не переигрывала сверх меры. Куда только делась влага, копившаяся в уголках глаз последнюю минут? На смену беспомощному взгляду приходит трезвый, оценивающий. И ответный вопрос звучит по-деловому коротко и сухо: