Коллектив авторов Фантастика - Феми–фан [Фантастические повести, рассказы]

— Девушка, какой это автобус… номер какой? — Бутейкин попытался заглянуть сбоку и сверху в лицо сидящей перед ним женщины с пышной прической, украшенной белым цветком. Ответа не последовало.

Не слышит, решил Бутейкин и, медленно переставляя ноги, сделал пару шагов вперед, чтобы видеть лицо сидящей. Глаза ее были прикрыты. Спит, что ли? Слегка наклонившись, он переспросил:

— Н-не скажете, какой это автобус, куда едем?

Девушка подняла голову, взглянула холодно и безучастно. От ее взгляда Бутейкину сделалось не по себе, но, как всякий моряк, он решил не отступать и задал свой вопрос, внутренне подобравшись, в третий раз.

— Разве вы не знаете? — спросила она, почти не разжимая губ, ярко, вызывающе накрашенных.

Был какой–то диссонанс в ее облике. Ясные глаза были обведены карандашом, веки блестели от перламутра синих теней, искусственный румянец рдел на скулах — грим был чрезвычайно праздничным, как и прическа с цветами, как неуместно нарядное платье… Разве в таком платье садятся в автобус? Явно сбежала с какого–то вечера… одна в такую–то пору! Ясное дело, эта старая карга рядом не может быть ей ни подругой, ни матерью… Бутейкин расправил плечи и крепче вцепился в поручень, соображая, что бы еще такое спросить, чтобы завязался разговор, а там, глядишь, и знакомство. И не нашел ничего лучше, чем узнать, который час.

Девушка снова подняла на него глаза и что–то промелькнуло в них… Ага, вроде бы клюнула.

— Вы спросили… который час?

— Вот именно, — Бутейкин постарался принять как можно более непринужденный вид. — Сколько там, на ваших часиках? Мои что–то барахлят…

Девушка посмотрела на свои часы, мельком, и — как она только разглядела на них стрелки в таком сумраке? — ответила:

— Десять минут шестого.

— Утра? — не поверил Бутейкин.

— Вечера.

Отвязаться хочет, понял Бутейкин. Или шутит? На всякий случай забросил еще один пробный камешек:

— На вечер как будто не похоже. — Он кивнул на окно. — Слишком мрачно для шести вечера, а? Скорее всего, ваши часики, как и мои, барахлят. Или стоят…

— Стоят, — как–то механически повторила девушка. — Они всегда теперь стоят. Так же как и ваши.

— Хотите, привезу вам новые? Японские. Исключительная точность и четверть века гарантии. Умеют делать.

Девушка слушала его, широко раскрыв глаза. На лице ее стала проступать тревога. Что–то у него не в порядке? Бутейкин, вцепившись одной рукой в поручень, другой попытался привести в порядок волосы, мимоходом прошелся пальцами по усам. Эти действия потребовали усилий, так как он едва держался на ногах. Сесть бы, сесть. И лучше рядом с этой…

— Как вас зовут? — спросил, хватаясь рукой за воздух в поисках опоры.

— Ваши часы… идут? — Девушка завороженно смотрела на его левую руку, крепко сжимавшую прямо перед ней поручень переднего сиденья.

— Разумеется. Просто у меня что–то с глазами… Возможно, я ослеп… слепну от того, что вижу вас, — галантно начал Бутейкин, чувствуя в то же время, что если он сейчас, сию минуту, не сядет, так удачно начатое знакомство может обернуться конфузом.

— Как вы попали сюда? — спросила девушка, пристально глядя на него.

— Как я мог попасть? Сел на остановке, — он сделал шаг назад, схватился за стояк у входа и почувствовал некоторое облегчение. Главное — держать равновесие. Равновесие, вот что главное.

— В этот автобус нельзя сесть на остановке.

— Но я‑то сел? Ну, не сел пока… — Бутейкин оглянулся. — Мест вот нет. А сесть мне очень хочется, если говорить честно.

— Ваши часы идут, — сказала девушка. — Значит, у вас есть шанс. Вам надо выйти… уйти отсюда. И поскорее, пока двигаются стрелки ваших часов. Сделайте это немедленно, ваши часы останавливаются, секундная стрелка уже замедляет ход… поторопитесь, если можете.

— Что за чушь! Почему я должен выйти, да еще на ходу? Автобус–то не останавливается! И вообще, куда мы катим? Почему не объявляют остановок, черт возьми! Какая следующая?

— Остановки по требованию… Я не понимаю, как вы попали сюда, но ваши часы идут — вам надо немедленно выйти. Пока идут ваши часы — вы живы. А этот автобус… он развозит… если хотите, тени.

Бутейкин почувствовал, что трезвеет резко, внезапно.

— Какие тени, — грубо спросил он. — Это вы, что ли, тень?

— Все, кто сидит в этом автобусе — едут сниться. Они будут сниться в эту ночь тем, кто их когда–то знал. Некоторые едут в этом автобусе раз в году, другие чаще… я езжу каждую ночь, почти каждую ночь…

— И кому же снитесь вы? — Бутейкин старался говорить насмешливо, но голос у него отчего–то дрогнул и “вы” он произнес почти шепотом. Но девушка расслышала.

— Мужу, — ответила она. — Он убил меня в первую ночь после свадьбы. Перепил, приревновал, знаете, это бывает. Выбросил с девятого этажа… я даже не успела раздеться, снять это платье. Он очень любил меня — и я снюсь ему почти каждую ночь.

— Значит… я тоже… снюсь?

— Я не знаю. Ваши часы идут, нет, смотрите… они останавливаются!

Теряя равновесие, Бутейкин ринулся к двери.

— Откройте! Открой, ты, сукин сын! — заорал он, не узнавая собственного голоса, и всем телом навалился на дверцы. Они не поддавались. — Открой, гад!

Автобус мчался с умопомрачительной скоростью. В слабоосвещенном салоне едва белели безучастные лица. За стеклами выл ветер, звук ветра становился все пронзительнее — он нарастал и болью отдавался во всем теле Бутейкина… Туман за стеклами делался все гуще и гуще, он начал просачиваться внутрь, Бутейкин почувствовал, что задыхается. Собрав последние силы, он всем телом ударил по половинке автобусной двери, она подалась, щель сделалась шире…

— Быстрее, Вася, гони, пульса уже почти нет! — Пожилой врач повернулся к окошечку, соединявшему водительскую кабину с фургоном “скорой”. — Анна Дмитриевна, что у вас там?..

С мигалкой и сиреной “скорая” мчалась по проспекту.

Гости разошлись. Помыла посуду, подмела пол, покурила и легла спать с привычной фразой: “Господи, спаси, сохрани и помилуй”. Сон не приходил. Выпила таблетку, взяла восьмой том Чехова. Минут через пять подействовало снотворное. Под бульканье аквариума я засыпала.

Над ухом зажужжал комар. Отмахнулась и повернулась на другой бок. Опять комар. Ушла с головой под одеяло и подумала: “Можешь пищать хоть всю ночь”. Вдруг почувствовала легкий укол в правую ногу. Вскочила, зажгла ночник, откинула одеяло и увидела на ноге комара. Рука уже поднялась для удара, да так и осталась висеть.

Ярко–зеленый комар сидел на ноге. “Но почему зеленый?” — пронеслось в голове. Подумала о том, что люди тоже разного цвета: черные, белые, желтые. Подумаешь, зеленый комар. Глаза слипались, и я опять подняла руку. Послышался писк и комар сидел уже на моей руке.