Олег Дивов - «Если», 2017 № 02 (249)

— … дед рассказывал, — важно вещал «северный Будда», от которого не отрывали восторженных глаз миссис Йоунсдоттир и мистер Сковсгаард, — что они с братом увидели перед собой нечто, похожее на медный шар размером до девяти-десяти метров в диаметре. Шар наполовину ушел в землю, так что сверху осталась только полусфера. Никакого жара или тепла они не почувствовали, но обратили внимание, что растительность вокруг куда пышнее, чем поодаль от котла. Крупнолистные лопухи, длинные узловатые побеги и странная трава — в рост человека.

Дед храбрый был — двинулся к котлу, а брат его за руку схватил. Забыл, кричит, легенды, которые старики рассказывают про Долину смерти? Там, откуда тунгусы бежали, где затонул большой котел, есть металлическая нора, а в ней лежат промерзшие до костей шибко худые черные одноглазые люди в железных одеждах. А кто живет под землей, в Нижнем Мире, и один глаз имеет? Абаасы! Злые духи! Не смей ходить, разбудишь беду. Но дед только отмахнулся. Он первым родился, а младший не должен старшему перечить. Дед отдал брату поводья коня, пешком подошел к котлу, потрогал его стенки рукой, а потом попытался ножом отметину на металле сделать. Ни царапины не осталось. Хороший якутский нож только бессильно скользил по поверхности. Не медь то была. Дед дважды котел по кругу обошел — никаких следов входа не обнаружил. А потом вдруг его мутить да тошнить начало. Он вернулся к брату, и они отправились домой. А через месяц деда не стало — изошел кровавым поносом. Брат выжил, только облысел за тот же месяц да зубы начал терять.

— Ваш дед… он сказал, где нашел тот котел? — напряженно спросила миссис Йоунсдоттир, не подозревая, что дед рассказчика на самом деле был известным партийным деятелем и помер вполне пристойной смертью, с размахом отметив незадолго до этого 90-летний юбилей.

Михеев перевел вопрос.

— Нет, — грустно покачал головой Хара-Уус. — Ему как худо стало, так он и понял, что зря брата не слушал — и впрямь беду на себя накликал. Чтобы никто другой лиха не потревожил, они сговорились никому и никогда места не указывать. Может, и правильно сделали.

— Про то, что растительность пышно цветет возле котлов, я читал в переводе письма мистера Корецкого, — задумчиво произнес Рихард Экман. — Похоже на радиацию.

Михеев ничуть не удивился. «Семейная история» Хара-Ууса представляла собой банальную компиляцию, составленную из многочисленных рассказов анонимных очевидцев — геологов, золотодобытчиков и охотников. Он лично собирал их в свое время по уфологическим сайтам, а письмо Михаила Корецкого было одним из самых известных фрагментов легенды о Долине смерти.

Швед перевел взгляд на сопровождающего и с неожиданной язвительностью спросил.

— Или и письмо это — мистификация?

— Нет, письмо точно не мистификация, — с достоинством возразил Михеев. — Оно хранится в архиве Национальной библиотеки Якутии. Михаил Петрович Корецкий указывал, что в 1949 г. находил большой и несколько малых котлов в Долине смерти. Причем один из котлов был открыт, и он ночевал в нем с компанией молодых геологов. Впоследствии никто не умер, только один парень облысел. Если радиация и была, то со временем «выветрилась».

— У нас есть счетчик Гейгера, — напомнил швед.

— Да, конечно, — податливо согласился Михеев.

Хара-Ууса спровадили из лагеря на машине за полночь.

К этому времени «северный Будда» хорошенько угостился ухой, а еще больше — водкой, подобрел, как-то растерял свою строгость, неприступность, стал игривым и и все порывался пригласить «прелестную Йохану» на премьеру «не имеющего аналогов в культурном мире спектакля-олонхо» в Якутске. К счастью, «буратины» тоже неплохо набрались, так что образ Черного кузнеца в их глазах особо не поблек.

Начало сплава по течению реки Олгуйдах иностранцам едва ли запомнилось.

Все трое болели, уныло хлебали минералку и старались не двигаться. «Классическое рашен-похмелье! — шутил Михеев. — Ничего, сейчас отпустит. Река лечит!».

И это не было враньем: свежий воздух и чудесная окружающая природа, не тронутая человеком, быстро оказали свое терапевтическое воздействие и уже через пару часов «буратины», по определению Михеева, «ожили и заколосились».

Река мягко несла тримараны вперед, быстрая и извилистая, крепко стиснутая стеной из высоких мохнатых елей, сосен и даурских лиственниц. Иногда — словно специально, для контраста — попадались участки, где растительность редела, берег становился пустынным и салатово-коричневым, а далеко отстоящие друг от друга деревья с хвоей, до желтизны выгоревшей за короткое, но яростно-жаркое якутское лето, казались мертвыми остовами. Такая картина царапала глаз, но тем приятнее было попадать снова в изумрудно-зеленый коридор, бросавший тень на воду.

Иностранцы взялись за фотоаппараты, а Рихард Экман даже нахлобучил на голову шлем с камерой и теперь сидел на носу, перевоплотившись в живой штатив. Время от времени он что-то негромко, но раскатисто комментировал на шведском.

Долговязый Экман так медленно и торжественно поворачивал голову, что в который раз навел Михеева на мысль о башне Саурона.

Сам организатор тура вальяжно распростерся у левого бортика тримарана и, жуя травинку, неспешно размышлял о преимуществах своего промысла. Есть в этом что-то прекрасное — пока люди корпят у станка или просиживают штаны в офисе, ты наслаждаешься красотами природы и полным ничегонеделанием, мысленно подсчитывая, во сколько обходится клиенту каждый твой «трудовой» час. Конечно, в положенное время придется и рюкзак потаскать, и тримараны побурлачить на перекатах, но такой труд — в удовольствие.

Как там говорят иностранцы? Работа мечты!

А Экман и компания, если не дураки, вполне смогут отбить часть затрат на свое путешествие. Огромных котлов им, конечно, не найти, но если привлечь к делу рукастого помощника, то видеозаписи, сделанные в течение путешествия, можно скомбинировать в документальный фильм и продать какому-нибудь местному телеканалу. Техника сейчас такая, что качество картинки будет на уровне. А если особо не заморачиваться, то можно и просто натурные съемки продать. Выложить на стоки, кто-нибудь, да и купит права.

От мыслей его отвлек негромкий, но определенно посторонний звук. Сильно плеснуло раз, другой.

Михеев приподнялся и слегка нахмурился: тримараны уверенно догоняла ярко-оранжевая байдарка, в которой сидел крепкий, заросший бородой мужик в оранжевом же спасжилете и с банданой на голове. Мужик сноровисто орудовал двухлопастным веслом, так что байдарка буквально неслась по течению, мягко разрезая воду.

— Салют путешественникам! — жизнерадостно крикнул бородатый, поравнявшись со вторым тримараном; несмотря на усердную работу с веслом, его дыхание ничуть не сбилось.