Генри Олди - Один плюс один

Тихий шепот ее — песня звездных орбит,
Трепет нежных ресниц — дрожь кометных венцов.
Чтобы не был я девой навеки забыт,
Я ей отдал кольцо. Да, я отдал кольцо.

И над жалким безумцем в ночи хохоча,
Объявляя, что вечно мне жить одному,
Люцифер подарил мне обломок меча:
«Я навеки…» — и надпись срывалась во тьму.

На Меркурии, доме счастья,
Солнце ближе, чем мать к младенцу,
Там деревья червонной масти,
Им от солнца некуда деться.

Там кипят водопады рая,
Омывая триумф весенний,
Бесконечно их умиранье,
Бесконечно их воскресенье.

На Меркурии нет наречий,
На Меркурии есть молчанье.
Не смущает язык человечий
Местный облик земной печалью.

Голос ангелов здесь не слышен,
Мощный хор их — немее камня.
Даже если взлететь повыше,
Можно тщетно внимать веками —

Ни дыхания звездной бури,
Ни стенания, ни старенья…
Оттого молчалив Меркурий,
Что на нем отдыхает время.

Сегодня, я вижу, тобой овладела тоска,
И ветер мантилью кудрей по плечам разметал…
Послушай: далеко, на Марсе, в багровых песках
Изысканный бродит мутант.

Он грацией может сравниться с волною морской,
И кожа его в волдырях, что рубинам сродни,
Помазан на царство сухим марсианским песком,
Он тонок и мощен, он праведен, добр и раним.

Когда его видят садящиеся корабли,
То штурманы плачут, и тихо грустит капитан,
Ему безразличны признанье, награды, рубли,
Настолько изыскан мутант.

Я знаю, что скоро охотники грянут с небес,
И ловчий уже приготовил нейтронную сеть…
Но ты не готова к словам о войне и борьбе,
Ты — дочь этой дряхлой планеты, такая, как все.

И как я тебе опишу экзотический Марс,
Где в древних руинах вздыхает веков маета?
Ты плачешь? Послушай… Далеко, в песчаных холмах,
Изысканный бродит мутант.

Осенней ночью Варенька
Стояла на посту,
В своем скафандре стареньком
Стояла на посту,
Не на тусовке с танцами,
Не с парнем на мосту —
На орбитальной станции
Стояла на посту.

Судьба регулировщицы —
Болтайся целый день,
Не в ванной и не в рощице
Болтайся целый день —
Гулять бы по Венере ей,
По утренней звезде,
А надо с машинерией
Возиться целый день.

Итак, стояла Варенька,
Дежурный постовой,
На взводе бластер спаренный,
Радар над головой.
Иному — клифт да валенки,
Бутырка да конвой,
А Варенька, а Варенька —
Дежурный постовой.

Как вдруг она увидела —
Огни летят, огни,
От самого Юпитера
Огни летят, огни,
На всех частотах — крошево
Из мата и ругни…
Ой, ничего хорошего
Не светят те огни.

Дает отмашку Варенька,
А ручка не дрожит,
В глазах есть блеск кошмарика,
А ручка не дрожит.
Начальство прет безбашенно —
Попробуй удержи! —
Дает она отмашечку,
А ручка не дрожит.

Как вдруг сам флагман атомный
Свой замедляет ход,
Хоть трассой шел накатанной,
А замедляет ход,
Вокруг охрана парится —
Десантный супер-бот…
Но флагман рядом с Варенькой
Свой замедляет ход.

А в рубке жаром пышущий
Красавец-алиен,
Герой двоякодышащий,
Красавец-алиен,
И шлюз открыв внепланово,
Под громкий вой сирен
Бросает сто тюльпанов ей
Красавец-алиен!

А завтра мчится фельдкурьер
Правительства Земли,
Плевать на световой барьер
Правительству Земли —
Из сопла пепел валится,
Из дюз огонь палит:
Пожалте, В. Завалина,
В Правительство Земли!

А там у древних стен Кремля —
Тот самый алиен,
Он славит тех, кто у руля,
Кто поднял мир с колен!
Вознесся к звездам курс рубля,
И звезды взяты в плен…
Принц Бетельгейзе, а не тля
Тот самый алиен!

Пришельцы пьют «Посольскую»,
А он, блин,одинок,
Сидит с пустою соскою
И все, блин, одинок,
Ему уж чешут пузико —
Не счастлив осьминог…
Но тут раздалась музыка
И рядом сел челнок!

В бикини, не в скафандрике
К ним Варенька сошла,
Ну впрямь звезда секс-фабрики —
Стройна и хороша.
И алиен наследственный,
Ахмет Али-паша,
Воскликнул: «Вах, прелестница!»
Когда она пришла.

И вскоре нашей Вареньке
Весь космос — дом родной,
Хоть родилась на шарике,
А космос — дом родной,
Как стала Варя альену
Любимою женой,
Так альенше Завалиной
Весь космос — дом родной!

Председатель Всеземшара, Орбиткруга, Солнсистемы!
Эта местность мне знакома, как шальной протуберанец!
Эта личность мне знакома! Многоточье вместо темы.
Пятна масла на скафандре. Горб — трансреактивный ранец.
Вместо мозга — чип под каской. Вместо мыслей — вал поноса.
Вот и вышел Homo Suspense, эволюционный нонсенс.
Вот и вышел плод ума
Прямо в космос из дерьма.

«Есть билеты до Плутона?»
«Растаможил четверть тонны…»
«Восемь детских, два с прихлопом…»
«В шесть — прибытие «Циклопа»!»

Входит Пушкин в гермошлеме, с балериной и Дантесом,
По орбите мчится спутник, у него горит обшивка,
И на прахе размышлений пляшут Эдисон и Тесла,
На лету глотая пули. По дуге, с особым шиком,
Мчит безумная комета, пожирая километры.
Можно наплевать на сметы, если знать, что мы бессмертны.
Лайнер входит в подпространство, Чтоб с пространством разосраться.

«Скорость света — всех быстрее…»
«На Венере три еврея…»
«Байты шебуршат в железе…»
«Я ей вставил — нет, не лезет…»

Входят клоны — Фет с Барковым, рядом с ними — Достоевский,
В продуктовом — сплошь хлорелла; даже крысы передохли.
Погранслужба озверела: то ли нах ли, то ли пох ли,
А когда не упакован — будешь петь, как Анна Веске.
Хоть ты искренней китайца, хоть ты круче башни Спасской,
Все равно возьмут за яйца и прикрутят «волчий паспорт».
Хорошо быть с Беты Фри —
У них паспорты внутри.

«На Нептуне есть шалава —
У нее в вагине лава…»
«Заменил уран дровами…»
«Кто последний? Я за вами!»

Входит старший брат Стругацкий, всюду — двадцать первый Полдень,
Где-то виден Г.Л. Олди, но не весь, а гоп со смыком;
В перспективе — счастье даром и компресс со скипидаром,
В пантеоне — Глеб с Антоном, и примкнувший Дмитрий Быков.
Говорят, во время óно тоже были пантеоны —
Кто писал про путь к Плутону, тех и славили тромбоны!
Я — научный, я — фантаст,
Мне любая с ходу даст!