Генри Олди - Один плюс один

Решено.

Я почувствовал некоторое облегчение. Кстати, а интересно бы взглянуть на моего монстра. Какой он из себя? В первый и последний раз. В квартире я один, так что можно попробовать. Не разорву же я на части сам себя!

Я задернул занавески на окне, на всякий случай вынес аппаратуру и все бьющиеся предметы в соседнюю комнату, запер дверь. Наверное, не стоит даже снимать повязку. Достаточно просто нарисовать знак и посмотреть на него.

Я уселся перед зеркалом, придвинул к себе лист бумаги, взял ручку. Аккуратно вывел две пересекающиеся окружности и крест-накрест перечеркнул их.

В первую секунду я ничего не почувствовал и уже решил, что опыт почему-то не удался. Но тут окружности засветились, на меня нахлынула знакомая жаркая волна, и перед глазами все поплыло.

Враг. Где враг? Почему я его не вижу? Его надо найти и убить! Во мне клокотала ярость, не находившая выхода.

Нет, это не я. Это он. А ну-ка, на кого он похож?

Боже! Изображение было немного размытым, но все же достаточно отчетливым. Из зеркала смотрел ящер. Плоская ухмыляющаяся физиономия, глубоко посаженные глазки, в которых словно горит адский огонь, покрытая чешуей голова, острые белоснежные клыки в розовой пасти. Тело, также покрытое серозеленой, с металлическим отливом, чешуей, опирается на мощные лапы с когтями и хвост. Передние лапы, как руки, сложены на груди. На вид они слабые, но я уже знаю их силу. Да плюс длинные, сантиметров по семь, когти — мощное оружие. Натуральный тираннозавр, только уменьшенная копия — роста ящер примерно такого же, как я. Вернее, это и есть я! Монстр. Живое ископаемое. Ходячая смерть. Такого увидишь — и от страху помереть можно раньше, чем от зубов и когтей.

Но тут изображение поплыло, у меня закружилась голова, и очнулся я на полу снова человеком.

Все. Прощай, монстр. Я, не глядя, скомкал лист бумаги и поднес к нему спичку.

На следующий день я подал заявление об уходе «по собственному желанию».

Уволить меня обещали через два месяца, а пока все оставалось по-старому. Я по-прежнему занимался осточертевшими расчетами, а дома валился на диван и брал в руки книгу. Видео с некоторого времени вызывало у меня отвращение.

Теперь я с опаской ходил по улицам — всюду мне мерещился проклятый знак и прячущийся за углом Николай. Я понимал, что это глупо. Если и есть у Николая еще враги, с которыми он хочет разделаться, то организовать нашу встречу в определенном месте и заранее нарисовать там знак, причем так, чтобы я его обязательно увидел, практически невозможно. И, тем не менее, я жил в постоянном нервном напряжении. Я старался возвращаться домой с работы каждый раз другой дорогой, делал неожиданные петли, круги, зигзаги по городу, чтобы мой маршрут нельзя было предугадать. Замечая кого-нибудь у своего подъезда, спешил поскорее пройти мимо, не глядя ни на дверь, ни на стены, ни себе под ноги. Иногда даже, входя в подъезд, на несколько секунд закрывал глаза, чтобы, не дай бог, не увидеть проклятый знак.

Но ничего не происходило, и я начал постепенно успокаиваться. Навряд ли за эти два месяца Николай попробует выкинуть подобный фокус еще раз.

А потом я уеду.

В тот вечер после работы я забрел в рок-клуб. Здесь, как всегда, царила вольная психоделическая атмосфера. Кто-то терзал гитару, извлекая из нее самые невероятные звуки. В углу бренчал разбитый рояль, на крышке которого художник, не обращая внимания на игравшего, рисовал афишу к предстоящему рок-фестивалю. За стеной грюкали, скрежетали и вопили какие-то металлисты. Повсюду бродили длинноволосые личности в потертых джинсах и с сигаретами в зубах. Это были музыканты, их друзья, знакомые, друзья знакомых и знакомые друзей.

Нужную мне группу «ЗЭК» — «Земля: Экология Космоса» я отыскал довольно быстро. Репетиция была в самом разгаре. Ударник, колошматя по своим барабанам, не забывал прикладываться к бутылке пива, и несколько раз, забывшись, бил ею вместо палочки по бас-тому; гитарист, извиваясь между колонок, выдавал плачущие трели, от которых хотелось завыть на луну. Что и делал вокалист, используя вместо луны прожектор. Клавишник, зажав в зубах «Приму», то самозабвенно воспарял к Баховским высотам, то скатывался в откровенный «гоц-тоц». И только басист, устало сидевший на колченогом табурете, меланхолически и методично играл свою партию. Короче, полная психоделика. Это и был их стиль.

Несмотря на внешнюю разболтанность, играли ребята хорошо, их музыка создавала атмосферу, полностью соответствовавшую текстам песен. А больше половины текстов для них писал я.

«ЗЭКи» доиграли песню и подошли ко мне поздороваться.

— Ну как, Серега?

— Хорошо, молодцы. Почти как я и хотел. Только немного больше злости. И ритм. Ритм держать. Темп чуть-чуть подвинуть. Да, она немного унылая, но злая. Унылость у вас есть, а злости почти нет.

— Точно. Что я тебе говорил, Вадик? Говорил, надо темп подвинуть, а ты — «психоделика, психоделика»!

— Ладно, пробуем.

Ребята снова взялись за инструменты. За час прогнали всю программу. Я сделал кое-какие замечания по своим песням; сначала меня дружно послали, потом кое с чем согласились, попробовали еще раз — короче, когда я стал прощаться, была уже половина одиннадцатого.

Улицы выглядели пустынными, фонари горели редко — и это, как ни странно, успокаивало. Черта с два в такой темноте увидишь проклятый знак, даже если Колька где-нибудь его нарисовал! Вот сейчас миную проходной двор с идиотским стишком про мусорный киоск и ехидной припиской «А.С. Пушкин» на табличке у входа, сверну направо — и я дома.

Я свернул в проходной двор, и тут впереди раздался крик. Кричала женщина, и кричала так, что я сразу понял — это серьезно.

В углу двое парней примерно моего возраста прижали к стене девушку, а третий уже задрал ей юбку. Еще один стоял чуть в стороне. Девушка пыталась вырваться, но у нее ничего не получалось. Когда я уже подбегал, она изловчилась и укусила одного из державших за руку. Парень отдернул руку, зло выругался и ударил девушку кулаком по голове. Та сразу обмякла и начала оседать на землю. Затрещала ткань.

В следующий момент я оказался рядом и с силой пнул каблуком в поясницу того, что бил девушку. Удар, кажется, пришелся в позвоночник, и парень, охнув, грохнулся наземь.

Тот, что стаскивал юбку, обернулся — и я от души въехал ему кулаком по роже. Получай, подонок!

Но тут я сам получил удар в ухо и отлетел к стене. Упал. Поднялся. Передо мной стояли двое. Я ничего не успел сделать — из глаз брызнули искры, и я снова упал, больно ударившись затылком о стену. Приподнялся и с усилием сел. Все. Сейчас станут бить ногами.

— Подождите, я сам его…

Подошел тот, второй; все лицо в крови — хорошо я ему врезал!