Аркадий Стругацкий - Собрание сочинений в 11 томах.Том 3: 1961-1963 гг.

Емцев М., Парнов Е. Наука и фантастика // Коммунист, 1965, № 15.

…Повесть «Далекая Радуга» написана на одном дыхании, полна динамики и подлинного драматизма.

Основной коммунистический тезис: «От каждого по способностям, каждому по потребностям» — нельзя толковать плоско, потребительски, сводя потребности людей к пище, одежде и жилищу. Уже сейчас физики в Дубне буквально дерутся за «машинное время» синхрофазотрона, а математики как голодный паек получают лишь минуты машинного времени больших электронных машин. У ученых бесконечно вырастут — и не через двести, а через двадцать лет — потребности в новых приборах, энергии, лабораторных штатах. А поскольку эти бесконечно возросшие потребности не могут быть мгновенно разрешены, будет возвращаться, но уже на новой основе, многое из прошлого — споры, попытки «пролезть без очереди» и т. д.

Ставятся в повести и моральные проблемы. Бездарность в науке и мещанин по натуре Роберт Скляров способен погубите десятки детей в эгоистических целях. Этому человеку противопоставлен коллектив ученых, физиков, работающих в новейшей области нуль-физики, где сходятся вместе проблемы пространства, времени и материи. Физики остаются на гибнущей планете, чтобы отправить на Землю детей в единственном имеющемся в их распоряжении звездолете, потому что дети — их будущее…

Андреев К. Почти такие же // Литературная газета, 1965, 27 мая.

…Основной конфликт повести, который иные восхищенные критики признают будто бы характерным для гуманизма завтрашнего общества, представляется мне надуманным и случайным. Посудите сами: на далекой небольшой планете ученые производят рискованные эксперименты по «нуль-транспортировке». Как ни странно, на этом космическом полигоне оказывается много женщин и детей. В ходе эксперимента возникла все сжигающая волна, которая через несколько часов уничтожит все живое на планете. Надо улетать домой, на Землю. Но наши далекие потомки столь неорганизованны и беспечны, что на всей планете оказался один звездолет, способный вместить лишь небольшую часть населения этого экспериментального полигона.

И тут-то, по мнению некоторых критиков, одерживает победу мораль коммунистического общества, основанная на гуманизме. Граждане «Далекой Радуги» взволнованно обсуждают проблему — кого же спасать? Одни предлагают спасти ученых, которые очень нужны для развития науки, другие — женщин и детей. Но ведь такой проблемы в подобной ситуации не может возникнуть и сегодня, в социалистическом обществе, да, пожалуй, и в капиталистическом. Издавна ведь по неписаным законам женщины и дети первыми покидают тонущий корабль, им предоставляются все спасательные средства. В повести Стругацких, а люди в ней действуют через триста лет, только после горячей дискуссии места в звездолете занимают дети и женщины с грудными детьми.

Так что сама предпосылка основного конфликта оказывается неверной по своей сути…

Немцов В. Для кого пишут фантасты? // Известия, 1966, 19 января.

…Не большего стоит и упрек в антигуманизме обитателей «Далекой Радуги». Кстати, вопреки утверждениям В. Немцова, там обсуждался вопрос, не кого спасать, а что спасать из трудов ученых. О том, что надо спасать женщин и детей, было решено до спора…

Ефремов И. Миллиарды граней будущего // Комсомольская правда, 1966, 28 января.

…Эта повесть привлекает напряженностью сюжета, в ней есть ряд ярко выписанных образов, она пользуется известной популярностью среди молодежи…

…Один звездолет… А, собственно, почему? Ведь повествуется о далеком будущем, неужели наши высокоинтеллектуальные потомки окажутся столь беспечными и непредусмотрительными? Что-то сомнительно… Именно один (а не больше) звездолет понадобился авторам для того, чтобы искусственно создать безвыходную ситуацию: кого спасать — взрослых ученых мужей или детей? Что, мол, важней — сотни детских жизней или скачок науки в одной из ее отраслей лет на сто вперед?..

…Затянувшуюся дискуссию ученых о том, кого же спасать, прекращает капитан звездолета, сообщивший, что спорить не о чем: дети уже в корабле. В неприглядном же свете выставили ученых будущего наши авторы!..

…Вызывает недоумение и, так сказать, морально-производственный облик героев «Далекой Радуги». Было время, когда ввиду бедности, нехватки и недостатков наши хозяйственники, изворачиваясь как умели, доставали стройматериалы, нужное сырье и т. д. как и где могли, лишь бы выполнить свои обязательства и планы. Немалую роль тут играл и трудовой накал, и нетерпение, и боевой задор пятилеток, когда казалось, что коммунизм наступит завтра и нечего считаться с формальностями. Сейчас такие приемы снабжения уже отживают не только потому, что в них отпадает необходимость, но и в силу возросшей сознательности и организованности советских людей… Зато у Стругацких такое поведение героев чуть ли не норма и даже своеобразная доблесть, якобы характеризующая самозабвенную увлеченность порученным делом…

…Непонятно, почему люди будущего в поступках и взаимоотношениях руководствуются у Стругацких архаическими нормами, уже отмененными нашей жизнью? Невольно создается впечатление, что их внутренний мир мало отличим от духовного мира иных наших сограждан 20–30 годов. Эта статичная проекция нехарактерных типажей недавнего прошлого в далекое коммунистическое будущее не только приходит в противоречие с нашим видением этого будущего, но прежде всего жестоко вредит самой повести, лишая ее достоверности подлинно художественного произведения и обращая в гротеск…

Котляр Ю. Мир мечты и фантазии // Октябрь, 1967, № 4.

…Предвидение? Никакого. Мечта? Какая же мечта о катастрофе? Тут не мечта, а психологическая повесть на тему: «Человек перед лицом смерти». И для философского противопоставления рядом стоит персонаж, избавленный от смерти, совсем фантастическое существо, некий Камилл, срастивший себя с машиной и обеспечивший себе восстановление, практическое бессмертие. Ему тоскливо, потому что он не разделит общую судьбу. Он не боится, не жертвует собой и не вызывает сочувствия. Завтра он воскреснет один на пустой, посыпанной пеплом планете.

Всего за четыре года до «Далекой Радуги» я потратил, наверное, тысячу литературно-лошадиных сил, стараясь доказать, что мечта об удлинении жизни, в принципе неограниченном — до ста, пятисот, тысячи лет, не противоречит биологической науке. Прошло всего четыре года, и оказалось, что через все мои трудности можно просто переступить, нарисовать Камилла, бессмертного, как Христос, и обсуждать, что хорошего даст ему бессмертие. У Стругацких — ничего хорошего…