Ким Робинсон - Годы риса и соли [litres]

Хан Сайед Абдул-Азиз подозвал секретаря к себе.

– Мы возвращаемся во дворец, – оповестил он и увёл свою свиту к лошадям.

– Но не слишком интересно, – обратился Надир к Калиду. – Пробуйте дальше.

– Может, мне изготовить хану новые булатные доспехи?.. – рассуждал Калид позже. – Что-то красивое.

Иванг ухмыльнулся.

– Ты умеешь ковать булат?

– Разумеется. Это же дамасская сталь. Ничего сверхъестественного. В тигель закладывается губчатое железо, вутц, предварительно выкованное в железную пластину, вместе с древесиной, зола которой примешивается к стали, и добавляется вода. Часть тиглей помещают в печь, после чего вливают расплавленное содержимое в расплавленный чугун при температуре чуть более низкой, чем нужно для полного слияния двух элементов. В результате на стали образуются вытравленные разводы того или иного минерального сульфата. Узоры и оттенки варьируются в зависимости от того, какой сульфат был использован, какой вутц и при каких температурах проходила выплавка. Вот этот орнамент, – он потянулся наверх и достал толстый изогнутый кинжал с рукояткой из слоновой кости, на лезвии которого красовался густой узор из белых и тёмно-серых штрихов, – называется «Лестница Мухаммеда». Персидская работа, предположительно из кузницы алхимика Джундишапура. Говорят, в этом клинке есть алхимия, – он задумался и пожал плечами.

– И ты думаешь, хан…

– Если систематически варьировать состав вутца, структуру сырья, температуры, составы для травления, нам наверняка удастся найти и какие-то новые узоры. Мне нравились завихрения, которые получались при высоком содержании древесины в стали.

Повисло молчание. Калид был не рад, это понимали все.

– Относись к этому как к серии опытов, – предложил Бахрам.

– Это понятно, – раздражённо ответил Калид. – Но в этом случае мы действуем, не понимая самой природы вещей. Слишком много исходных материалов, субстанций и действий, и всё это разом. Полагаю, что-то здесь происходит на уровне, чересчур малом для человеческого глаза. Трещины, которые образуются после отливки, напоминают кристаллы в разломе. И за этим любопытно наблюдать, но невозможно понять, почему так, или предсказать поведение стали заранее. В этом и заключается полезность всякого эксперимента. Он даёт нам конкретный результат. Отвечает на вопрос.

– Тогда мы поставим перед собой такие вопросы, на которые сможет ответить сталеварение, – сказал Бахрам.

Калид, всё ещё недовольный, кивнул. Но он бросил взгляд на Иванга, желая узнать его мысли на этот счёт.

Иванг счёл это хорошей идеей в теории, но на практике оказалось не так-то просто определиться с задачей, которую они могли перед собой поставить. Они знали, до каких температур раскалять печь, знали, какую руду, древесину и сколько воды добавлять, как долго смешивать, какую прочность им это даст. Все задачи, касающиеся практической стороны вопроса, давно были решены, ещё с тех пор, как дамасскую сталь начали делать в Дамаске. Более фундаментальные вопросы о природе процесса, на которые ещё предстояло ответить, оказалось трудно сформулировать. Бахрам и сам старался изо всех сил, но ничего не приходило в голову. А ведь Бахраму всегда приходили в голову самые замечательные идеи – по крайней мере, так ему говорили.

Пока Калид бился над этой проблемой, Иванг с головой погрузился в математические труды, забывая даже про стеклодувное и серебряное дело, которое он практически переложил на плечи своих новых учеников, рослых и худощавых тибетских юношей, свалившихся некоторое время назад ему как снег на голову. Он штудировал индуистские книги и старые тибетские свитки, делая пометки мелом на грифельных досках, а затем копируя их на бумагу, как хранил и все свои записи: чернильные диаграммы, вязи из цифр на хинди, символы и буквы на китайском, тибетском и санскрите (его личный алфавит для личного языка, как казалось Бахраму). Безнадёжная затея, о которой было страшно долго задумываться, поскольку от бумаги, казалось, исходила осязаемая сила, какое-то волшебство – или, возможно, просто безумие. Чужие мысли, вписанные в многоугольники чисел и идеограмм; лавка Иванга стала казаться Бахраму пещерой тёмного колдуна, ощупывающего кромки реальности…

Иванг в итоге сам стряхнул с себя эту паутину. Выйдя из дома Калида на солнце, он сел рядом с Калидом, Захаром и Тази из Шердора, и Бахрама, заслонявшего их от солнца, и, заглядывая им через плечо, изложил математику движения, которую называл «скоростью скорости».

– Всё находится в движении, – объяснял он. – Вот что такое карма. Земля вращается вокруг Солнца, Солнце путешествует сквозь звёзды, и звёзды тоже путешествуют. Но для науки, для чистоты эксперимента, мы допустим, что существует царство неподвижности. Возможно, вот такая неподвижная пустота содержит в себе вселенную, но не суть: нас сейчас интересуют чисто математические области измерения, которые можно обозначить вертикалями и горизонталями, вот так, или длиной, шириной и высотой, если брать три измерения реального мира. Но для простоты начнём с двух. Так вот, любой движущийся объект – скажем, пушечное ядро – имеет свои величины в пределах этих двух измерений. Как высоко, как низко, насколько влево и насколько вправо. Можно поместить его сюда, как на карту. Опять же, горизонтальным измерением можно отмечать время полёта, а вертикальным – движение в заданном направлении. Так мы получим кривые линии, обозначающие перемещение объектов в воздухе. А линии, проведённые по касательной к кривой, укажут на скорость скорости. Так можно измерить всё что угодно, составить карту этих измерений, как будто бы переходя из комнаты в комнату. Каждая комната имеет различный объём, как колбы, в зависимости от того, насколько они широки и высоки. То есть, как далеко и за какой отрезок времени. Количество движения, понимаете? Бушель движения, драхма.

– Полёт пушечного ядра можно описать досконально, – заметил Калид.

– Да. Легче, чем во многих других случаях, потому что ядро следует по одной линии. Да, изогнутой линии, но это не полёт орла или, скажем, ежедневный маршрут обычного человека. Математически это было бы… – Иванг ушёл в себя, встрепенулся и вернулся к ним. – О чём я говорил?

– О пушечных ядрах.

– Ах, да. Их движение легко измерить.

– То есть, если знать скорость, с которой ядро покидает пушку, и угол её наклона…

– Именно. Можно довольно точно предсказать, где оно приземлится.

– Нужно рассказать об этом Надиру при частном разговоре.

Калид собрал все таблицы для расчёта пушечного огня с искусно выведенными кривыми, описывающими траекторию ядра, взял небольшую книжечку с вычислениями Иванга, заполненную его аккуратным почерком, и сложил всё это в резную шкатулку из железного дерева [21] Одна культура из группы с тяжёлой и твёрдой древесиной, которая обычно тонет в воде ( прим. ред. ). , богато инкрустированную серебром, бирюзой и ляпис-лазурью. Шкатулку доставили в ханаку Бухары вместе с восхитительной дамасской кирасой для хана. На стальном прямоугольнике в центре нагрудного панциря красовались размашистые росчерки из белой и серой стали, вперемешку с железными крапинками, едва заметно вытравленными после обработки серной кислотой и другими едкими веществами. Этот узор Калид называл «Зеравшанскими водоворотами», и действительно, узор напоминал стоячий водоворот, возникающий у основания Дагбитского моста всякий раз, когда река разливалась высоко. Кованых изделий красивее этого Бахрам не видел в своей жизни, и он решил, что из кирасы и драгоценной шкатулки, наполненной Иванговыми формулами, выйдут впечатляющие подарки для Сайеда Абдул-Азиза.