Ким Робинсон - Годы риса и соли [litres]

Калид сидел, как и всегда, словно находился в своём кабинете и обдумывал решение какой-то проблемы. Глядя на него, Бахрам испытал горький укол сожаления и печали. Всей жизни не стало. «Ушла, ушла за пределы, ушла за пределы пределов…» Не стало прошлого. Даже если ты помнишь о нём, его нет. И даже в то время, когда оно происходило, Бахрам любил его и каждый день своего прошлого жил в состоянии ностальгии по настоящему.

Теперь его нет.

Остальные сидели или лежали вокруг Калида на дешёвом дощатом полу. Даже Сайед Абдул выглядел безутешным, горюя не только о себе, но и обо всех в своём джати, сожалея, что им пришлось покинуть этот тревожный, но такой интересный мир.

Прошёл промежуток времени: мгновение, год, век, целая кальпа [22] В индуизме это «день Бхармы», длится 4,32 миллиарда лет ( прим. ред. ). – кто мог знать в таком страшном месте?

Бахрам глубоко вздохнул и с усилием сел.

– Мы делаем успехи, – твёрдо заявил он.

Калид фыркнул.

– С нами играют, как кошки с мышками, – он кивнул на помост, где продолжали разворачиваться гротескные сцены. – Мелочные ублюдки, все они, я так скажу. Убивают нас ради забавы. Сами не умирают, вот ничего и не понимают.

– Забудь о них, – посоветовал Иванг. – Нам придётся всё делать самостоятельно.

– Бог выносит свой суд и отправляет нас обратно в мир, – сказал Бахрам. – Человек предполагает, Бог располагает.

Калид покачал головой.

– Только посмотрите на них. Сборище злорадных детей, которые заигрались в песочнице. Ими никто не правит: нет бога среди богов.

Бахрам удивлённо посмотрел на него.

– Неужели ты не видишь того, что объемлет всех остальных, того, в чём мы покоимся? Аллах, или Брахма, как будет угодно, единственный истинный Бог среди богов?

– Нет. Ничего такого я не вижу.

– Но ты не смотришь! Ты ни разу не присмотрелся! Присмотрись, и сразу увидишь. И когда ты увидишь его, для тебя всё изменится. Тогда всё будет хорошо.

Калид нахмурился.

– Не оскорбляй нас своими глупостями. Господь милосердный, Аллах, если ты есть, зачем ты посадил мне на шею этого глупого мальчишку? – он лягнул Бахрама ногой. – Мне проще, когда тебя нет рядом! Тебя и твоего проклятущего «всё будет хорошо»! Ничего не хорошо! Всё отвратительно! И ты делаешь только хуже своей белибердой! Ты что, не видел, что с нами произошло? С твоей женой и детьми, с моей дочерью и внуками? Ничего не хорошо! И заруби это себе на носу! Может, мы и находимся в галлюцинации, но это не повод закрывать глаза на правду!

Бахрама задели его слова.

– Это ты постоянно опускаешь руки, – ответил он. – Каждый раз. Вот и весь твой цинизм – ты просто не пытаешься. Тебе не хватает мужества продолжать.

– Как же! Да я ещё ни разу не опускал руки. Я просто не хочу рассыпаться во лжи. Нет, это ты у нас никогда не пытаешься. Вечно ждёшь, пока мы с Ивангом сделаем грязную работу за тебя. А попробуй-ка сам хоть раз! Перестань чесать языком о любви и попробуй сделать всё сам, хотя бы раз, чёрт тебя побери! Попробуй сам и увидишь, как трудно улыбаться, когда смотришь правде в глаза.

– Ого! – воскликнул уязвлённый Бахрам. – Я своё дело знаю. И я всегда выполнял свою роль. Да без меня никто из вас не смог бы продолжать дальше. Требуется мужество, чтобы сохранить любовь в сердце всего, когда не хуже других понимаешь реальное положение вещей! Злиться легко, это может каждый. Мириться – вот что трудно, сохранять надежду, вот что трудно! Оставаться влюблённым – вот что трудно.

Калид махнул левой рукой.

– Красиво сказано, но всё это имеет значение только в том случае, если смотреть правде в глаза и бороться. Меня тошнит от любви и благости – я хочу справедливости.

– Я тоже!

– Ладно, тогда докажи. Покажи, на что ты способен, в следующий раз в этом злосчастном мире, на что-то помимо радости и счастья.

– И докажу!

– Отлично.

Калид тяжко поднялся на ноги, прихрамывая, подошёл к Сайеду Абдул-Азизу и без всякого предупреждения пнул его ногой, отчего тот распластался по полу.

– А ты! – взревел он. – Какое ОПРАВДАНИЕ у тебя? Почему ты всегда так ужасен? Постоянство – не оправдание, ХАРАКТЕР – не ОПРАВДАНИЕ!

Сайед с пола буравил его взглядом, посасывая ссадину на костяшке.

– Оставь меня в покое, – бросил он, продолжая метать глазами молнии.

Калид отвёл ногу, чтобы ударить его снова, но передумал.

– Ты своё ещё получишь, – пообещал он. – Однажды ты непременно получишь своё.

– Забудь о нём, – посоветовал Иванг. – Проблема на самом деле не в нём, и он всегда будет частью нас. Забудь о нём, забудь о богах. Сосредоточимся на том, чтобы всё сделать самостоятельно. Мы можем создать свой собственный мир.

Одна ночь может изменить мир.

Привратники послали гонцов с нитками вампума, оповещая о собрании совета на Плавучем мосту. Они хотели провозгласить вождём чужеземца, которого прозвали Иззапад. Пятьдесят сахемов согласились на встречу, не находя в предложении ничего необычного. Вождей всегда было намного больше, чем сахемов, и титул умирал вместе с человеком, и каждый народ мог выбирать своих собственных вождей, в зависимости от обстановки на тропе войны и в деревнях. Единственная необычная деталь, связанная с этим кандидатом, заключалась в его иностранном происхождении, но он жил с Привратниками уже довольно долго, и по всем девяти народам и восьми племенам распространился слух, что человек он интересный.

Его спас военный отряд Привратников, зашедший глубоко на запад, чтобы нанести очередной удар по племени сиу, западному народу, граничащему с ходеносауни. Воины вышли на сиу, когда те пытали свою жертву, подвесив её на крюки за грудину, а внизу разведя костёр. Воинов, готовящихся к налёту, удивила речь этого человека, который говорил на внятном диалекте Привратников, как будто он видел их в засаде.

Нормальным поведением во время пыток считался страстный смех в лицо врагу, демонстрирующий, что никакая боль, нанесённая рукой человека, не сломит твоей силы духа. Иностранец вёл себя совсем не так. Он невозмутимо обратился к своим похитителям, говоря на языке не сиу, но Привратников:

– Вы совершенно ничего не понимаете в пытках. Дух ломает не страсть, ибо всякая страсть есть поощрение. Своей ненавистью ко мне вы мне же помогаете. Что действительно больно, так это когда тебя смалывают в муку, как жёлуди в ступе. Там, откуда я родом, знают тысячи приспособлений, чтобы уничтожить плоть, но по-настоящему ранит их равнодушие. Вы же сейчас напоминаете мне, что я человек и полон страсти, и стал целью вашей страсти. Я счастлив быть здесь. И скоро меня спасут воины, которым вы и в подмётки не годитесь.