Борис Штерн - Феникс сапиенс [калибрятина]

Пока продолжалась подобная болтовня по поводу ростральной фигуры, Землевед с Камнебоем сидели и грустно смотрели на вышеперечисленную добычу.

— Ты думаешь, все эти вещи сделали люди? — спросил Камнебой.

— Не знаю. А кто их мог сделать, кроме людей? Духи? Ты когда-нибудь видел хоть одну вещь, сделанную духами? Наверное, люди. Может быть, наши далекие предки. Или какие-нибудь великаны.

— Но куда они делись? Почему почти все, что они создали, превратилось в труху? Они были могущественней духов, если могли создать такое, что мы не можем себе вообразить! Так почему всюду одна труха? Остались только вот эти жалкие крохи… — Камнебой кивнул в сторону груды, разложенной у берега.

— Да, это тайна. Наверное, она не для нашего ума. Но чутье подсказывает мне, что у этой тайны окажется плохая разгадка. Почему всюду труха, спрашиваешь? Потому, что ее оставляет за собой смерть. От поваленного дерева остается труха. От мертвого зверя остается труха. От каждого из нас после смерти остается пепел. Если умрет все племя — труха останется от всей деревни. Если племя не умрет, а уйдет, то умрет деревня — превратится в труху, но где-то возникнет новая деревня, новая жизнь. Если могущественное племя людей или великанов, которое создало Большой Курзыц, просто ушло — мы, может быть, найдем его где-то, найдем живым. Если то племя умерло, то мы не найдем никого, а будем снова и снова находить труху. Но мы все равно будем искать их, будь они хоть облаком, хоть ветром — все равно будем искать, правда, Камнебой?

4. Лицо на камне

И снова неторопливый путь по нескончаемой реке к заветному Северу. Песчаные берега, илистые берега, каменистые острова, косы. Снова ни малейших следов человека — ни живого, ни древнего. Ежедневные вылазки — и никаких следов. Знакомые звери, невиданные звери — огромные, горбатые, пасущиеся в степи; неслыханные птицы, поющие в зарослях; птицы, вылетающие из нор в речных обрывах, носящиеся над водой; неведомые деревья и травы, но никаких следов человека. Незнакомые вкусные фрукты — сладкие, с кислинкой, мягкие, тающие во рту, краснеющие на губах и щеках малышек, твердые сочные, хрустящие на зубах взрослых. И ни малейших следов — ни кострища, ни шалаша. И опять ропот:

— Землевед, сколько можно гоняться за ветром? — говорит Мамаша. — Мы устали! Мы все трое беременны, нас тошнит. Вон Запевалу вчера рвало весь день прямо на плоту, который скоро весь пропахнет нашей рвотой! Давай встанем наконец и обустроимся нормально! Родятся дети, окрепнут немного — и отправимся дальше за твоей тайной ветра.

Землевед взял кусок веревки, обернул вокруг себя, крепко завязал петлей.

— Ладно. Почти согласен. Вот петля, давай примерим, — Землевед надел петлю на Мамашу, как пояс, оттянул, просунул в зазор два кулака:

— Вот, даю слово! Как только живот хотя бы одной из вас не пролезет в эту петлю, мы останавливаемся. Или раньше, если что-то найдем. А пока плывем. Здесь нечего искать — здешний ветер не сулит ничего.

Временами шли короткие дожди, от которых прятались в маленьком шалаше на плоту. Но однажды в полдень на северо-западе все небо потемнело — не просто потемнело, а стало иссиня-черным.

— Скорей к левому берегу! — скомандовал Землевед.

Накрепко зачалили плот, сняли с него все ценные вещи и укрыли под деревьями. Мужчины бросились ломать жерди, женщины — рвать ветки с широкими листьями. В мгновение ока соорудили шалаш между двумя деревьями, сверху навалили веток, и тут грянул шквал с грохотом. Все забились в шалаш, прижавшись друг к другу — малышки тряслись, Красотка всхлипывала, Запевала схватила и обняла свой венец, скрутившись калачиком. К счастью, шквал прошел верхом, обломав толстые сучья старых деревьев, но не повредив шалаш. А после шквала хлынул небесный водопад, накатившая тьма озарилась непрерывными вспышками, грохот и треск вдавил головы в плечи — ох, как страшно! Куда страшней, чем грозы дома в начале сезона дождей. При этом вместо крепких хижин — хлипкий маленький шалаш, который тут же потек. И комок человеческих тел, который сверху прикрывали собой Землевед с Камнебоем. Вспыхнуло, затрещало и громыхнуло совсем рядом, и тут же снизу раздался вопль Запевалы.

— Что с тобой!

— Она уколола меня, сильно и больно! Антилопа больно уколола меня рогами! Она живая!

— Ну-ка, давай сюда свой венец! — закричал Камнебой. — Вот, сюда под ветки кладу. Не трогай, пока гроза не пройдет!

Скоро гроза прошла, ливень ослаб и превратился в затяжной дождь средней силы. Мужчины вылезли и стали снова ломать жерди, рвать ветки, наращивая и укрепляя крышу. Вскоре она перестала течь и наступил уют: там льет, там холодно и ветер, а здесь тепло и все рядом.

— Эй, эй, Запевала, ты чего к Камнебою прижалась? Ну-ка, двигай сюда.

— Мама, а оно больше не будет так страшно греметь?

— Эх, вытереться бы чем… Да все мокрое. Хорошо хоть тепло стало.

— Мамаша, вот сейчас бы в самый раз сказку. Выручай!

— И что вам рассказать, чтобы к месту? Про дом жирафа что ли?

— Да, да, давай про дом жирафа — самое время!

— Когда в саванне начался сезон дождей, когда одна за другой пошли грозы, один молодой жираф ходил по саванне и грустно ревел. «Ты чем недоволен?» — спросил встречный страус… Да, опять страус, он и в других сказках встречается… «Я хочу иметь свой дом! — ответил жираф. — Я не хочу мокнуть, я боюсь грома и молний, я хочу в дом!» «Ты же такой огромный! Такой высокий дом тебе никто не сможет построить», — страус задумался и стал ходить кругами вокруг жирафа. «Я придумал! — сказал страус. — Достаточно сделать дом для твоей головы. Ты засунешь в него голову — и тебе будет спокойно и уютно, а такой дом сделать просто — голова-то у тебя маленькая». Страус нарвал веток, поставил их шалашиком, покрыл корой, выдрал перо из своего хвоста и говорит: «Вот, отличный дом для твоей головы и украшение от меня в подарок», — и воткнул свое перо в крышу.

Закапал дождик, жираф опустился на колени и засунул голову в домик. «Ну как тебе в домике?» — спрашивает страус. «Очень хорошо, спокойно и уютно!» Жираф переждал дождик, вынул голову и пошел радостный пастись неподалеку. А потом пошел сильный дождь. Жираф снова сунул голову в домик и обрадовался, но потом у него намокла и замерзла шея. И сказал он страусу: «Твой домик хорошо спасает от слабого дождика, но при сильном дожде все равно мерзнет шея». Страус призадумался и сказал: «Надо надстроить твой дом, чтобы он защищал шею. Я не смогу это сделать, надо позвать павианов».

Павианы откликнулись на зов. Они наломали крепких веток и продолжили домик для головы, сложив их шалашиком в длинный-предлинный ход, такой же длинный, как шея жирафа, а сверху накрыли корой. И когда пошел сильный дождь, жираф опустился на колени и залез головой и шеей в новый дом. Ему стало хорошо, но тут хлынул ливень, загрохотало гроза. Туловище жирафа намокло и замерзло, и ему стало страшно. Переждав грозу, жираф вылез и стал грустно пастись неподалеку. «Что, опять недоволен?» — спросил страус. «Да, сначала было хорошо, но когда хлынуло и загрохотало, замерзло туловище».