Борис Штерн - Феникс сапиенс [калибрятина]

— Смотрите, тут еще один распадок идет прямо поперек! — заметил Приемыш.

— Ты прав, но нам туда не надо — мы пойдем прямо.

— Я не о том. Смотри, поперечный распадок тоже прямой, хотя и поуже. И гряды, что идут поперек, прямые. Будто кто-то аккуратно насыпал эти гряды. А вон там будто насыпаны небольшие холмы ровной чередой.

— Ты прав, здесь всюду какой-то порядок. Аж немного не по себе.

Начался пологий подъем. Распадок все так же шел прямо, но в одном месте будто споткнулся — его пересекла рытвина, продолжающаяся направо и налево насколько хватало глаз. В одном месте из зарослей будто выглянул лев, но не живой, а как бы окаменевший. Или показалось? Проверять не стали.

Гряда, идущая по левую сторону распадка, кончилась, и открылся вид на те самые холмы. Там стояли три крутых неестественных холма: два побольше, один — поменьше. Все одинаковой формы — четыре плоских треугольных склона сходились наверху, образуя острую вершину.

— Давай на правый холм залезем — он повыше.

Сами холмы поросли небольшими кривыми деревьями с иголками. При ближайшем рассмотрении оказалось, что их склоны ступенчатые: каменные ступени по пояс высотой, где-то расколотые, где-то выщербленные, где-то присыпанные почвой и обхваченные узловатыми корнями пахучих деревьев.

— Да, такое не Природа нагромоздила, тут люди попотели, каменщики, — заключил Камнебой, карабкаясь по ступеням. — Камни плохие — рыхлые и изъедены временем. Разве что большие и много. Тут не нужно ума, тут нужно число, нужны большие толпы, чтобы такое высечь и нагромоздить. Да еще, небось, насыпь пришлось делать, чтобы втащить по ней камни. И главное, зачем? Большой Курзыц — он сложный, там ум приложен. Там чувствуется какая-то важная цель — на нем что-то делали или он сам что-то делал.

— Но Большой Курзыц мертв, он разрушился, там только труха и скалы, а этот стоит назло дождям и ветрам.

— Большой Курзыц умер, а этот никогда и не оживал. Он сразу сделан мертвым, потому и стоит. Большая мертвая груда камней. Там мы нашли много полезного для себя, а здесь?.. Дурное дело. И те каменщики, кто его делал, глупее курзов. Я думаю, они даже глупее нас… Или просто их сумасшедший вождь заставил громоздить эту глупость себе во славу. Вон, смотри, там из кустов огромная каменная голова торчит с отбитым носом — наверное, его голова. Если бы меня заставили высекать из скалы дурную голову нашего вождя, я бы точно сбежал еще раньше.

— Хватит брюзжать — посмотри назад, — прервал Камнебоя Землевед.

— Ого! — ответил Камнебой и умолк.

Они уже поднялись на три четверти — до остроконечной вершины, увенчанной кривым длинноигольчатым деревом, осталось совсем немного. Камнебой покачал головой и преодолел остаток пути, не проронив ни слова.

Землевед с Камнебоем уселись на вершине в обнимку со смолистым деревом. Приемыш влез на его толстый сук. Перед ними лежала широкая зеленая низменность, рассеченная, как лучами, прямыми луговыми распадками. В одном из них паслись козы. По сторонам распадков — ровные заросшие крутые валы, бугры и пригорки, складывающиеся в общую картину. Будто кто-то расчертил местность, с помощью гигантских натянутых канатов и великанских плугов, высек отвесные стены холмов, увитые зеленью, вытянутые вдоль одной линии. На низменности лежала легкая полуденная дымка, и эту дымку пробивали две зеленые скалы, или не скалы… Толстые прямые столбы толщиной в десятки шагов, высотой больше сотни. Эти столбы состояли из густого леса! Деревья и кусты громоздились друг над другом, укоренившись где-то в глубине — не видно, в чем и как. И тут уже не оставалось никаких сомнений: этот исполинский узор, эти столбы созданы кем угодно, но только не Природой. Островерхие каменные холмы с четырьмя плоскими гранями и невероятная долина, созданная не Природой…

— Кажется, мы нашли большой след, о котором ты мечтал, — сказал Камнебой. Здесь жили не только каменщики. Смотри, какие там столбы! Только курзы со своим серым камнем с зандынами могли такое поставить.

— Да, но след снова мертвый. Мертвый след далекой древности. А вся эта зелень — лишь жизнь поверх смерти. Мне кажется, там под валами и буграми что-то похоронено. Боюсь, там похоронены не только камни, но и кости… Боюсь, что нам некого больше искать.

— Попробуем раскопать что-нибудь? — вступил в разговор Приемыш.

— Силенок не хватит! — ответил Камнебой.

— Да, не хватит… Может быть, река что-то раскопала? — предположил Землевед. — Она ведь извивается, роет берега, зарывается вглубь, оставляет ступени. Надо бы полазить по обрывам.

— Надо как-то назвать эти каменные холмы. Эх, жаль малышек с нами нет, — посетовал Камнебой. — Ну-ка, Приемыш, придумай что-нибудь.

— Трегромады, — предложил Приемыш, — их три и у них тре­угольные стороны.

— Годится! — отозвался Землевед.

Когда шли назад, тот же самый путь казался загадочней и почему-то опасней, хотя все понимали, что бояться нечего — древность мертва. На сей раз по сторонам смотрели гораздо внимательней: действительно, в зарослях прятался каменный лев, кое-где из склонов выглядывали развалины, из одного холмика торчал высокий кусок стены с квадратными дырами. Снова в траве показались и исчезли мохнатые хвосты, а один из них, серый, сопровождал разведчиков почти до самой реки.

— Женщины, торжествуйте! — закричал Землевед с крутого берега, подходя к стоянке. — Остаемся здесь на несколько дней, пока не поймем, что делать дальше. Отдыхайте и отъедайтесь! Тут интересно!

И мужчины полезли по обрывам. Приемыш — порхая, как бабочка, от камня к камню; Камнебой с Остроглазом — быстро перебираясь по склонам, как муравьи; Землевед — двигаясь не спеша и цепко, как жук.

— Ровные красные камни! — сообщил Камнебой. — Легко разбиваются, на инструменты не годятся.

— Тут блас, как на Большом Курзыце, — доложил Остроглаз. — Им можно резать мясо.

— Я нашел тулбы, сразу три! — вскричал Приемыш.

— Кости! Человеческие кости, хребет и череп!

Все бросились на зов Землеведа. Из плотной массы песка, глины и гальки выступал позвоночник и задняя половина черепа.

— Ну вот мы и нашли… Что я и говорил. И никакие они не великаны и не духи. Такие же люди.

— Почему его никто не сжег после смерти? — спросил Остроглаз. — Он же не смог через пепел превратиться в траву и через пламя стать духом!

— Эх, тут можно много чего спросить! — ответил Землевед. — Был ли кто-то рядом, кто мог его сжечь после смерти? Сжигали ли те люди своих умерших? Может быть, они клали их в каменное ложе или закапывали в землю. Может быть, они все сразу погибли и некому было позаботиться о телах. Но теперь мы хоть знаем, что здесь жили люди и оставили следы — много следов, очень много очень больших следов.