Борис Штерн - Феникс сапиенс [калибрятина]

Призадумался страус. «Тут павианы не помогут. Надо звать слона!». Он попросил павианов позвать слона, и они разбежались по саванне, чтобы найти его. Слон нашелся и согласился помочь несчастному жирафу. Он наломал толстых длинных жердей, составил их большим высоким шалашом, продолжив шейную часть дома, а павианы покрыли его корой. Так получился дом из трех частей: маленькая — для головы, средняя длинная — для шеи, большая высокая — для туловища.

И снова пришла гроза с ливнем. Жираф лег на брюхо и заполз в свой большой длинный дом. И было ему хорошо — тепло, сухо и не страшно. Потом гроза кончилась, выглянуло солнце, запели птицы, а жираф так и лежал в своем доме. «Ты чего лежишь, вылезай!» — сказал страус. «Мне и здесь хорошо, полежу еще немного», — ответил жираф. А потом, когда солнце стало палить изо всех сил, он как заревет! «Мне здесь плохо и душно, а я не могу выбраться, у меня поджаты ноги! Помогите!» «Надо позвать старого марабу, он поможет жирафу», — сказал страус.

И позвали старого марабу. Он сказал «Сейчас!», отошел на двести шагов, разбежался, взлетел и быстро-быстро полетел низко над землей клювом вперед. И прямо в зад жирафу. Тот взревел, вскочил, разметав далеко в сторону жерди, ветки и кору, потряс головой: «Как светло, свежо и свободно, и пусть меня умоет дождь и окатит ливень!» — вскричал жираф и весело побежал по саванне.

— Ну вот, дождь скоро кончится, мы разбросаем ветки шалаша и весело побежим по саванне, — подытожила Запевала.

Однако дождь шел весь остаток дня и всю ночь, то усиливаясь, то ослабевая. А наутро выглянуло солнце, запели птицы. Все друг за другом вылезли из шалаша, потягиваясь и протирая глаза. С деревьев все еще падали крупные капли, на берег пришлось выбираться через мокрые поваленные сучья. Зато речной простор был свежайшим и ярким, кое-где из зарослей поднимался пар, солнце уже по-настоящему пригревало и сушило жалкую мокрую одежду счастливых путешественников.

— Смотрите, что там из леса торчит на том берегу! — закричал Приемыш.

И правда, ниже по течению на правом берегу над деревьями возвышались толстые круглые столбы и полуразрушенные стены — много столбов и стен. Они были обломаны на разной высоте. Между двумя самыми высокими столбами лежала перемычка, на которой росли кусты. Кусты и даже небольшие деревья росли и на торцах столбов. Лесистая долина плавно поднималась от реки и заканчивалась обрывистыми горами с розовыми скалами — в их расщелинах зацепились кривые деревья. В одном месте под обрывом тоже выглядывали из кустов какие-то столбы и стены — на том берегу просматривалось что-то интересное.

— Еще один курзыц? — спросил Остроглаз.

— Не уверен, — ответил Землевед.

— Посмотрим? — спросил Камнебой.

— Посмотрим, конечно, посмотрим! — закричал Приемыш.

— Ну ладно, пристанем к тому берегу, дайте только просохнуть и прогреться после вчерашнего.

Камнебой не оценил круглые столбы:

— Столбы сложены из плохого мягкого камня — из небольших блоков. Потому и обрушились. Их разломали корни деревьев. Вон та перемычка с кустами тоже скоро обрушится, удивительно, как она еще держится.

— Да, непохоже, что курзыц, — заключил Землевед. — Такое под силу человеку. Если собрать вместе тысячу камнебоев, они бы смогли соорудить эти столбы. А Большой Курзыц — хоть сто тысяч собирай, они бы не смогли сделать ни одного зандына, ни даже маленького тулба.

— Смотрите! — закричал Приемыш. — Здесь всякие картинки! Вот человек высечен на камне.

— О, это мне больше нравится, тонкая работа, — сказал подоспевший Камнебой. — Только никак не пойму, что у него на голове такое большое — побольше, чем рога нашей Запевалы.

— Сюда, здесь человек с головой птицы, правда, зарос лишайником, но различить можно!

— А тут человек с головой зверя! С такой, как у тех, что к нам приходили. А вот еще с головой барана и головой льва. А вот человек с головой человека и еще один с очень красивой головой женщины! — прокричал Приемыш.

— Я тебе покажу «с головой женщины!», — закричала в ответ Красотка, но чем ей это не понравилось, сказать не смогла.

Чем дальше от берега удалялись путешественники, тем сильней все было разрушено, погребено почвой, сплетенными корнями, листвой. Валяющиеся камни с полукруглой стороной — куски столбов. Куски туловищ зверей, наверное, львов. Наконец они подошли к скалам, возвышающимся над долиной. Осыпи, большие обломки, мелкие обломки, и только по отдельным отесанным камням можно догадаться, что под этими осыпями тоже что-то погребено — что-то большое.

— Хватит, поворачиваем назад. Больше мы здесь ничего не найдем.

— Ну вот, мы видим: эти столбы и стены делали люди, похожие на нас, — заключил Землевед. — То, что некоторые с головами зверей, — это, скорее всего, сказки, высеченные сказки. Там в большинстве нарисованы люди, напоминающие нас. Но Большой Курзыц создал кто-то другой. Может быть, тоже люди, но совсем другие, умнее. Надо назвать как-то тех и других… Эх, малышки здесь не помогут! Этих можно назвать каменщиками — твои собратья, Камнебой, ты бы у них сразу стал мастером. А вторые… То, что они делают, непостижимо для нас! Зандыны в камне! Прочный и гибкий зменд! Прозрачный тулб! Одним словом, те, кто сделал курзыц, — курзы!

— Вот! Хорошее имя ты им придумал!

— Так кого мы ищем — каменщиков или курзов?

— Боюсь, ветра в небе. Ну, хотя бы следы, хотя бы труху и развалины. Может быть, они что-то расскажут нам о тех и других.

Постепенно речная долина становилась глубже и уже. Все чаще — крутые обрывы. В них — норки юрких птиц с раздвоенными хвостами. Исчезли песчаные косы, вместо песка — галька и булыжник. Все чаще — быстрины с белыми барашками. Путешественники останавливались не только на ночлег, но и днем, чтобы подняться из долины и оглядеться. Однажды трое мужчин (Остроглаз остался дежурить с женщинами), продравшись через заросли, выбрались на край долины, поднялись на пригорок и увидели вдалеке тре­угольные силуэты непонятных холмов.

— Интересные холмы, — сказал Землевед, — что-то мне подсказывает… Правда, далековато. Сын, сбегай в лагерь, скажи Остроглазу и женщинам, что сегодня больше не поплывем. Пусть устраиваются на ночлег, пусть к вечеру готовят рыбный ужин. А мы подождем тебя здесь.

Они шли к треугольным холмам по луговому распадку — удивительно ровному и прямому. По сторонам тянулись невысокие гряды, заросшие плотным кустарником, в котором чирикали птицы. А там пошли те самые деревья с длинными иголками. Трава выщипана, посыпана козьими шариками — как на родном пастбище. Неужели где-то в тени деревьев дремлет пастух? Сейчас выскочит и закричит на незнакомом языке, сзывая соплеменников, чтобы убить чужаков. Но ни малейших следов жилья! Ни хижины, ни ограды. Свободный скот пасется сам по себе, как в саванне… Но тут не саванна. Тут трава сочней, а деревья гуще и плоды на них вкуснее. Справа пошел серый каменный уступ — ровный и прямой. На него лезет этот самый… с вкусными желто-зелеными ягодами. Можно полакомиться, хотя ягоды уже сморщенные, но все равно сладкие, даже еще слаще. Из травы с шумными хлопками крыльев и криками поднялась стая птиц, улетела в заросли. Вкусные птицы, но не до них… Вдалеке в высокой траве мелькают светлые пушистые колечки. Те самые звери, что приходили к нам на стоянку? Куда-то исчезли…