Борис Штерн - Феникс сапиенс [калибрятина]

— Сэнк, чувствую, ты и меня сейчас завербуешь. А что, не отпускать же тебя одного. Поеду, хоть что говори, поеду!

— Чтобы меня за шиворот удерживать?

— Тебя удержишь! Просто не хочу одна тут оставаться. Считай, засохну.

— Замечательно, у нас в экспедиции будет врач. А как же твои двести детей?

— Препоручу бразды правления Марале, у нее хватка! Я буду спокойна за них. А за тебя спокойна не буду, если останусь.

— Папа, а как мы туда доберемся?

— Так, еще один член экспедиции! А кто два последних класса доучиваться будет?!

— Сам доучусь. Считай, уже доучился. Ни за что не останусь, хоть вяжи меня, все равно не удержишь!

— Да, ты весь в своего родного отца. Вот, прямо слышу его интонации. Вот кого за шкирку удерживать придется… Эх, я ведь тоже мог бы когда-то Андара за шкирку удержать, мог ведь… — последнюю фразу Сэнк произнес про себя.

— А правда, Сэнк, как ты представляешь себе экспедицию без гранта, без поддержки института?

— Наших сбережений хватит, а если надо будет — дособерем с миру по нитке. Обойдемся без дома на Крите. Есть два варианта — легкий и основательный. В первом случае нанимаем гидросамолет — легкий фанероплан. От последнего пункта заправки до места и назад — три тысячи километров. Потребуются дополнительные баки, но все равно тонны полторы людей и барахла забросить на одно из приледниковых озер сможет. На один летний сезон годится. Основательный вариант — покупаем какое-нибудь плоскодонное речное корыто тонн на сто, оборудуем на нем теплое жилье, ставим небольшой компрессионник сил на 500, загружаем вездеход, мотосани, инструменты, генераторы, топливо и плывем вдоль морских побережий и по речной системе прямо к леднику. Там проводим лето, осень, зиму, весну и второе лето.

— Основательный, папа, давай основательный! Это будет настоящее путешествие!

— Я так и знал, что ты выберешь настоящий вариант. Я тоже. Мана, мне вдруг стало хорошо и спокойно. Я ведь уже не такой синий, правда?

— Да, чуть порозовел.

— Ты бы знала, как важно послать всех к ялдабродам и принять Решение! Послать всех администраторов, чиновников, сидящих на государственных деньгах, и опереться на себя. Я же свободный самостоятельный человек, и ты тоже, и даже Стим со своим неполным средним — уже полноценная личность. И с чего мы должны зависеть от этих чинуш? Я сейчас будто твердо встал на ноги, которыми последнее время болтал в воздухе.

— Так что, семейная экспедиция получается?

— Полусемейная. Без Крамба — никак! Он же умеет все на свете! Варить, чинить двигатели, паять радиопередатчики, строить дома. И у него столько всякого полезного хлама! Не удивлюсь, если в какой-нибудь заводи на Ниле уже стоит его калоша нужных нам параметров. И к тому же он холост и легок на подъем. И силен как бык — тоже полезно. Сейчас позвоню ему в мастерскую — скорее всего, там сидит... Крамб, привет, это Сэнк. Бросай все, бери ноги в руки и ко мне. Не пожалеешь!

То, что Крамб мгновенно согласился, не удивительно. Удивительней оказалось то, что у Крамба в запасе действительно оказалось плоскодонное судно водоизмещением 150 тонн в одной из заводей Нила. Осадка — 120 сантиметров, совершенно голая, пустая посудина, что и требовалось. Он приобрел ее за бесценок на всякий случай — вдруг дойдут руки до того, чтобы запустить туристический бизнес — путешествия по Нилу до развалин Фив.

— Итак, — сказал Крамб, — ты говоришь, что кладешь на бочку двести штук. Хорошо, я кладу еще сто штук и свое корыто. Вытянем?

Под вечер Сэнк позвонил дочери, которая недавно съехала из родительского гнезда на съемную квартиру.

— Кола, мы тут некое семейное мероприятие обсуждаем. Возможно, оно не по тебе, но поговорить надо. Приходи, поговорим, в придачу будет ужин маминого приготовления.

Кола выслушала Сэнка с интересом, но и с долей скепсиса.

— А мне там что делать?

— Ты же лингвист, спец по мертвым языкам. Да и живой язык пригодится, там по дороге вдоль Волги после Верхнего моря живут аборигены. Судя по запискам Лендрана Крага, сложный народ.

— О каком мертвом языке речь?

— О русском.

— Понятно. Хороший язык! Много ископаемых текстов, но исключительно газетных. Удручающе мало сохранившихся литературных текстов с живым языком, впрочем, то же самое и к другим мертвым языкам относится. Но если будет шанс пополнить русский литературный, это тот шанс, который обеспечит толстую карьеру на всю жизнь. Вообще, уйти из института не проблема, хоть и насовсем. Тем более директор глаз положил и пристает — как же он надоел! В гробу я его видала! Без работы я никогда не останусь — всем интересны мертвые языки. Но меня смущает этот холод, почти два года в антисанитарных условиях. А кто еще участвует?

— Ну вот мы, еще Крамб.

На скулах и шее Колы сквозь смуглую кожу проступил легкий румянец.

— А теплый туалет будет?

— Будет.

— Еду, эх! Была не была!

— Хорошо, нас уже пятеро. Как насчет нашего славного воина?

— Пожалуй, Инзор — более сложный случай, хотя славный воин и меткий стрелок нам бы совсем не помешал.

— А как насчет его суженой? Во-первых, ты не забыл, что она археолог? Это даже полезней, чем меткий стрелок.

— Ты права. Археолог, если он еще зеленый, очень кстати. Ты ее лучше знаешь, она что-нибудь из себя представляет именно как археолог?

— Она на два года старше Инзора, уже две экспедиции и две самостоятельные статьи за плечами. Так что уже достигла начальной степени матерости. Но тут есть еще и «во-вторых». Алека — ключ к Инзору. Он точно заартачится, поскольку любит свою службу, дорожит контрактом и статусом защитника родины, а тут предлагают все бросить. К тому же он из тех, для кого самый сильный довод против любого предложения — то, что оно исходит из уст родителей. А ей Инзор смотрит в рот. Поэтому я предлагаю пойти на хитрость. Давай позвоним Алеке, скажем, что не дозвонились до Инзора, и расскажем ей все. Должно сработать. Нам останется только ждать.

— Знаешь, я не ходок на такие хитрости. Давай сама.

На следующий день сын с невестой явились как штык к обеду. Уже по их внешнему виду было ясно, что Алека готова и бьет копытом, а Инзор пребывает в глубокой депрессивной задумчивости.

— Что тебя гложет, сын мой? — спросил Сэнк.

— Отец, я понимаю, что в экспедиции интересно, я понимаю, Алека хочет ехать, я понимаю, ей поездка полезна в профессиональном плане. Но у меня контракт!

— Ты не имеешь права расторгнуть контракт?

— Имею, но тогда я лишаюсь всех бонусов.

— Каких?

— Там их несколько, главный — прибавка к пенсии.

— Инзор, тебе 22 года, и ты уже печалишься о пенсии! Как не стыдно?! У тебя вся жизнь впереди, весь мир перед тобой, а ты — «надбавка к пенсии»! Да сто раз все еще изменится, ты еще много раз со смехом вспомнишь эту жалкую надбавку.