Александр Шейнин - Пропавшее ущелье

— Чем все это можно объяснить? — увлекся Полынов, его голос зазвучал громче, словно перед ним находилась большая аудитория, а не единственный слушатель. — Только социальными условиями. Будь у народа достаток, возможность пользоваться материальными благами, услугами медицины жизнь людей была бы продолжительней. А постоянные войны, приводящие к гибели миллионов людей в самом расцвете физических сил, безработица, обрекающая на голодное существование массы рабочих семей?.. Вам известно, какой вред приносит обществу алкоголь. Один ученый сказал, что в пиве, вине и водке ежегодно тонет во сто крат больше людей, чем в воде… Я много лет посвятил изучению вопроса о долголетии. В том же Царицыне пытался что-то сделать, но встречал одно равнодушие и вражду со стороны власти имущих. Чем кончилась моя война в Царицыне, вы знаете… Скрывшись здесь, я поступил неправильно, я мог и должен был бороться за свои убеждения. Но я не думал тогда, что окажусь заживо погребенным в ущелье. Теперь вырос сын, и вы сами утверждаете, что он выглядит значительно моложе его действительных лет. Правда, Павел оказался в условиях необычных, исключительных, и ставить его в пример нельзя. Однако и он — живое доказательство того, что дает человеческому организму правильный режим, физический труд, когда он не в тягость ему.

Полынов умолк. Затем он сказал:

— Теперь я не задумываясь пожертвовал бы своей жизнью, лишь бы Павел оказался там, среди людей. Мое сердце разрывается при мысли, что сын так и останется вне человеческого общества. Пусть он встретит там даже самое худшее, но…

— Нет! — вскочил с места Щербаков. — Честное слово, нет! Я слушал вас внимательно, теперь послушайте меня. Вы даже не можете представить себе, как все изменилось в нашей стране за годы, что вы находились здесь. У нас все делается для человека, для его счастья, здоровья.

— Я верю вам, — произнес Полынов. — И мне страшно хочется на склоне лет послужить народу.

— Да, мы найдем выход отсюда! — взволнованно ответил ему Щербаков. — Возможно, для осуществления плана потребуется три-четыре года, но я твердо убежден, что он абсолютно реален, и все теперь зависит только от нас самих.

Михаил проговорил это так горячо, что старый Полынов устремил на него свой проницательный взор.

— Вы хотите знать, как мы отсюда выйдем?

— Да, хочу.

— Тогда выслушайте меня.

— Хорошо.

— А мне можно послушать?

В дверях стоял Павел.

Щербаков живо обернулся, но тут же вопросительно посмотрел на Александра Ивановича. Несколько секунд все молчали.

— Проходи, пожалуйста, садись, — пригласил Павла отец.

В этот день все трое засиделись. И, пожалуй, впервые за все время пребывания Щербакова в ущелье они были в таком приподнятом настроении. Вопреки ожиданиям Михаила, старый Полынов не отверг предложенный план, не посчитал его за пустую затею. Он терпеливо выслушал Михаила, а когда тот замолчал, Александр Иванович, после продолжительной паузы, проникновенно проговорил:

— Я с вами, друзья мои… Можете мной располагать, Михаил Георгиевич.

Теперь, когда появилась цель, жизнь их стала значительно интересней и дни казались не такими уж длинными. После хлопот по хозяйству пленники целиком отдавали свои силы осуществлению плана Щербакова.

По соседству с домом, на открытой площадке, они устроили нечто похожее на мастерскую. Сюда снесли весь инструмент, доставили из леса на ишаках громадный ствол эвкалипта. Для пробок избрали дерево более мягкой породы.

Работа закипела, когда были готовы первые партии крюков и пробок, все в торжественном молчании отправились к скалам, где Щербаков и Полыновы еще задолго до этого дня старательно выбирали место для сооружения необычной лестницы.

Александр Иванович предлагал вести работы в районе бывшего перевала, здесь высота была несколько ниже остальных вершин. Щербаков придерживался другого взгляда. Опытный альпинист, он не столько думал о высоте, сколько о рельефе гор, отыскивая такое место, где скалы были менее отвесны и где имелись естественные выступы и шероховатости.

За плантациями, недалеко от истока реки, такое место он и обнаружил, настояв, чтобы именно здесь прошла будущая трасса восхождения.

На исходе был январь, но в ущелье этого не чувствовалось. Солнце посылало сюда жаркие лучи. Все трое были в своих обычных костюмах.

Река, огибавшая дом и плантации, находилась справа, так что переходить ее не было необходимости. С монотонным урчанием она скрывалась под землей, образуя небольшую ложбину.

Сюда и пришли обитатели ущелья. Прямо над головой, на высоту в несколько сот метров, скала поднималась отвесно. Но дальше, насколько мог видеть глаз, она имела небольшой наклон и неровную поверхность.

— Начнем? — стараясь скрыть свое волнение, проговорил Щербаков. — Павел, дайте-ка сюда зубило.

Острым концом он подставил зубило к скале на высоте человеческого роста и равномерно стал ударять по нему. Мелкий щебень посыпался на землю. Порода оказалась прочной и плохо поддавалась.

Трудно передать словами, что Михаил испытывал в это время. Ведь сейчас решался вопрос их жизни; в одно мгновение мог рухнуть весь план освобождения. Александр Иванович стоял несколько в стороне, строгий и как будто безучастный. Тот, кто взглянул бы в эту минуту на его лицо, не тронутое старческими морщинами, подумал бы, что все происходящее его не касалось. За многие годы, проведенные в ущелье, он пережил не одно разочарование.

Неспокойно держался сын Полынова. Его большие, красивые глаза выражали тревогу. Несколько раз он порывался к Щербакову, намереваясь взять у него молоток, но Михаил не замечал этого, продолжал работать. Рука у него устала, он бы с удовольствием дал передохнуть мускулам, однако, собрав всю свою волю, продолжал трудиться. В пробитое отверстие Щербаков вогнал деревянную пробку.

Когда скрылось острие крюка в пробке, Михаил с трудом сдержал вздох облегчения. Дерево не сломалось. Эвкалипт оправдал ожидания, оказался достаточно крепким.

Теперь дело пошло быстрее, и через некоторое время Михаилу удалось вогнать в выдолбленное гнездо еще один крюк.

— Ну, вот и все, — весело проговорил он.

Затем, взявшись обеими руками за крюк, повис на нем. Крюк выдержал его тяжесть.

Испытания, как написали бы в официальном отчете, прошли успешно.

Домой возвращались ободренными. Будущее не казалось им таким безнадежно печальным.

— Михаил Георгиевич, — сказал Полынов, — все это очень хорошо. Но нужно подумать о вашей безопасности.

— Моей? — переспросил Щербаков, — а что мне угрожает?

— Мало ли что может случиться, когда вы окажетесь на высоте… случайно оступитесь, не выдержит крюк и тогда…