Александр Шейнин - Пропавшее ущелье

Нетрудно понять, с какими чувствами трое запертых в каменном мешке людей наблюдали за поведением реки.

Возможно, только молодой Полынов не сознавал истинного положения, он молча наблюдал за отцом и Щербаковым, считая, что вода вскоре начнет спадать. Его только удивляло поведение животных, которые проявляли исключительное беспокойство. Прирученные архары метались по загону и не давались в руки, ишаки поводили ушами, словно чувствовали опасность, а Эмма ни на шаг не отходила от людей.

— Александр Иванович, что будем делать? — спросил Щербаков.

Он держался спокойно. Не первый раз Михаил смотрел в глаза смерти, война научила его не терять голову даже в самые тяжелые минуты.

Полынов ответил не сразу. Вид его был задумчив, казалось, что он смирился с тем, что должно произойти, и безропотно принимал все.

— Может быть, Павел прав.

— А если нет?

— Тогда…

Он не досказал, склонив голову. Но внезапно, словно устыдившись своей слабости, выпрямился и, ни на кого не глядя, глухо проговорил:

— Простите, друзья мои… И не обращайте внимания… — и торопливо вбежал в дом.

Наступило тягостное молчание. Надо было немедленно что-то предпринимать, потому что завтра могло быть уже поздно. Но что предпринимать? Искать спасения на верхушках деревьев? Сколько они сумеют там продержаться? Ведь, как бы высоко они ни взобрались, в один, далеко не прекрасный для них день река, не имея выхода, сжатая со всех сторон скалами, доберется до них, и они утонут, как кроты, если раньше не умрут с голода.

И тогда пришло решение.

— Павел Александрович, — проговорил он твердым голосом, — пойдемте.

— Куда?

— В лес. Захватим с собой пилу и топор.

Павел не знал, что собирался Щербаков делать, но спрашивать не стал.

Они вышли на ту же тропинку, по которой ходили вдвоем к месту приземления Щербакова. Но, как только они миновали знакомый поворот и дорогу, путь им преградила вода. Она покрыла, пока еще не глубоко, низменную часть леса.

Пришлось возвратиться.

У прогалины, за которой виднелась поляна, где в глубине, у самых скал, возвышалось странное сооружение, Щербаков остановился. Лучшего места для осуществления его цели найти было нельзя. Оно, пожалуй, являлось самым возвышенным во всем ущелье, и вода его затопит не скоро, по крайней мере, не раньше, чем через неделю, даже при той интенсивности, с какой она прибывает. А за этот срок, если не терять времени, можно многое успеть.

Михаил решительно шагнул на поляну. Его спутник не последовал за ним, укоризненно сказал:

— Куда вы? Ведь папа просил…

Щербаков перебил его:

— Павел, сейчас не до этого. Если ничего не изменится, нам придется сюда перебраться… А сейчас давайте рубить деревья…

— Зачем?

— Послушайте, Павел, положение действительно очень серьезное. В горах достаточно тающего снега и ледников, чтобы заполнить до самых краев сотни таких ущелий. Я не знаю, удастся ли нам спастись, но попытаться мы обязаны. Если у нас есть лишь один шанс, то и его мы должны использовать. Надо соорудить плот, погрузить на него как можно больше продуктов, а там видно будет. А теперь возьмемся за дело…

Щербаков внимательно осмотрелся, выбирая не особенно толстые и ветвистые деревья. Потом скинул сорочку, взял в руки пилу.

— Ну-ка, Павел, беритесь за другой конец…

В разгар работы они увидели старого Полынова. Он вышел из-за деревьев, медленно, негнущейся походкой направился к ним. Лицо его было спокойным.

— Хорошо, Михаил Георгиевич, правильно, — ровным, несрывающимся голосом проговорил он, видимо, догадавшись, что они собирались делать, — давайте и я помогу.

Михаил был ему благодарен за это. Плохо, когда в минуты опасности кто-нибудь начинает сомневаться в успехе. Это размагничивает остальных, как раз в такое время, когда особенно необходима воля и выдержка.

— С плотом мы сами справимся, Александр Иванович, а вы, пожалуйста, займитесь питанием… Не возражаете?

Вопрос этот был совершенно излишним, и Полынов на него не ответил. Он повернулся и пошел по направлению к дому.

Последующие дни прошли в лихорадочной работе. Наводнение распространялось со все возрастающей быстротой. Дом уже оказался окруженным ею. Полыновы и Щербаков перенесли на поляну необходимые вещи, все, что удалось собрать на плантации, перевели сюда животных.

Теперь пленники ущелья находились как бы на острове. Отступая от воды, они приблизились к знакомому сооружению у скал, но никто из них не говорил о нем ни слова.

Перенеся все продукты и имущество на плот, они стали думать, что делать с животными. Михаил предлагал взять их с собой.

— Пока не затопит деревья, у нас будет чем их кормить. А потом мы будем иметь мясо, и это значительно увеличит наши запасы.

Внезапно он спохватился:

— А соль?

Запас её, имевшийся всегда в доме, впопыхах оказался забытым.

— Я схожу за ней, — сказал молодой Полынов.

И без дальнейших слов принялся раздеваться.

— Подождите, — остановил его Щербаков. — Попробуем пробраться к дому на ишаке.

Они выбрали наиболее рослого, и Павел, усевшись верхом, с трудом заставил животное войти в воду. К счастью, она не доходила им до колен, так что путешествие закончилось благополучно.

Прошло еще несколько дней, во всем ущелье остался лишь маленький квадратик земли, не залитой водой. Пора было перебраться на плот, который Щербаков предусмотрительно выстроил широким и вместительным, устроив на нем даже специальное отделение для животных.

Прежде чем окончательно порвать с землей, Александр Иванович срывающимся голосом сказал:

— Павел, пойдем простимся…

— С кем? — не понял тот.

— С твоей матерью, — чуть слышно ответил Полынов.

Он подошел к сооружению, Павел и Михаил последовали за ним. Вблизи, за каменной оградой, они увидели могильный холм, весь усеянный разноцветными головками цветов. А над ними, в два человеческих роста, возвышался остроконечный шпиль, любовно выложенный из камня.

— Здесь моя мама?

Молодой Полынов проговорил это таким голосом, что у Щербакова дрогнуло сердце.

Они прошли за ограду. Александр Иванович опустился на колени и поцеловал могилу. Сын сделал тоже самое, а Михаил стоял, склонив голову.

— Прощай, Мария, ты была настоящим другом, а я перед тобой так виноват, — тихо говорил старый врач.

Потом в молчании они все вышли, и уже ступая по воде, добрались до плота. За ними все время плелась Эмма.

— Возьмем ее с собой, — сказал молодой Полынов.

— Нет, — твердо ответил Щербаков, — этого сделать нельзя, нам самим, возможно, предстоит голодная смерть.

Ящерица взобралась передними лапами на плот и, подняв свою безобразную морду, несколько раз жалостно, но отчетливо издала звук, который уже слышал Щербаков: «Ма-ма»… Щербаков вздрогнул, вспомнив, что именно это звук дважды заставлял его думать о присутствии вблизи дома какого-то таинственного существа.