Алексей Кудашев - Ледяной остров

Сорокин весь день метался в постели, бредил, время от времени приходя в сознание. Он, как рыба, выброшенная на берег, хватал воздух широко раскрытым ртом. Марфа Ивановна, вернувшись с работы, как ребенка, кутала больного в одеяла. На следующее утро температура начала спадать.

Приехал Трофимов. Он на цыпочках прошел в комнату Сорокина, минуту посидел и, чтобы не разбудить больного, так же тихо вышел.

Прошло несколько дней. Мало-помалу Сорокину стало легче. Температура упала, но он был еще слаб. Еще через несколько дней, когда Сорокин был вне опасности, Трофимов снова зашел к нему.

— Ты, Илья, извини меня: все эти дни собирался к тебе зайти, да никак не удавалось, — с теплым участием сказал Алексей Петрович. — Понимаешь, все некогда.

— Понимаю, — на осунувшемся остроносом лице Сорокина появилась улыбка. — Да я уже почти здоров. Спасибо, что зашел. Как ваша морская нефть?

— Ничего, будет нефть. Вот поправляйся — поможешь мне в одном деле.

— В каком? — приподнялся на локте Сорокин.

— Помнишь, я говорил тебе о подводном коллекторе для морской разведки. Ну так вот, мы пустили его в дело. Но обнаружились кое-какие недостатки. Создаем сейчас новый вариант, который в основных чертах нами решен. Осталось конструктивно оформить некоторые узлы. А это по твоей части. Тебе и карты в руки.

— С удовольствием помогу, Алексей. А как опыт с замораживанием? Удался? — переменил тему разговора Сорокин.

— Да, результаты получились хорошие, — с удовлетворением ответил Алексей Петрович.

— Ну, а чем кончилась история с покушением на Кириллову? Нашли преступника? — спросил Сорокин.

Кровь отхлынула от лица Трофимова, на скулах заиграли желваки, бледной полосой проступил шрам на левой щеке.

Минуту длилось молчание. Затем Трофимов встал и с таким гневом и ненавистью заговорил, что Сорокин испуганно натянул на себя одеяло.

— Гады! Они уже забыли, как мы их били! Урок не пошел им впрок. Они пришли сюда пакостить. Нет! Не выйдет! Вот этими руками раздавил бы гада! — и Трофимов с такой решительностью потряс над Сорокиным своими крепкими кулаками, что тот съежился под одеялом, словно ожидая удара. Но Трофимов снова сел, перевел дух и уже более спокойно сказал: — Следствие еще, кажется, продолжается. Но главное то, что нашли похищенную часть холодильного аппарата. И знаешь где? У инженера промысла Плужникова. Это он, подлец, пытался влезть ко мне в квартиру…

Волнение Трофимова передалось и Сорокину, еще не совсем оправившемуся от болезни. Лоб его покрылся крупными каплями пота, а светлоголубые глаза под белесыми ресницами как-то странно забегали.

— Его арестовали? — глухо спросил Сорокин.

— Нет. Он застрелился. — Трофимов заметил, наконец, перемену, происшедшую с Сорокиным: — Что с тобой, Илья? Тебе опять плохо?

— Нет. Это слабость. Чорт бы ее побрал, эту болезнь! Подай, пожалуйста, стакан с водой. Время принимать лекарство. А как Атаман?

— Оказался живучим, поправился. Сестра увезла его к себе.

Когда Трофимов ушел, Сорокин заметил оставленную им газету. Он нехотя развернул ее и стал равнодушно просматривать. Вдруг лицо его оживилось: скользивший по газетному листу взгляд остановился на заметке, которая называлась «Новая победа советских инженеров». Он дважды прочитал заметку, зло выругался и отшвырнул газету в сторону.

— Ты меня звал, Илья Тимофеевич? — заглянула в комнату Марфа Ивановна.

— Нет, — улыбнулся Сорокин.

— А то мне показалось…

— А-а! Это я насчет Плужникова. Читали? Вот подлец! Его советская власть выучила, инженером стал, а смотрите, что напакостил!

— Стоит тебе из-за него волноваться! Известное дело — изверг. Туда ему и дорога! Говорят, отец-то его с белыми бежал.

— С кем? — не понял Сорокин. — Ах, с белой армией.

— Вот и правду говорят, что яблоко от яблони недалеко падает.

А в это время в другой части города Ольга Кириллова, еще совсем слабая, не имеющая сил подняться с больничной кровати, с сияющими от радости глазами, слушала розовощекую сестру, читавшую ту же самую заметку:

А в заметке было написано:

«Талантливыми советскими инженерами Трофимовым и Кирилловой разработан новый способ борьбы с верхними пластовыми водами на нефтяных промыслах при помощи замораживания. Испытание этого способа на промысле Белые камни дало блестящие результаты. Обводнение нефтеносных горизонтов полностью ликвидировано. Скважины дают чистую нефть, добыча которой увеличилась в несколько раз».

Однажды Алексей Петрович поехал в больницу, где еще лежала Ольга. Радостный от предстоящей встречи, он бегом поднялся на второй этаж. В коридоре его встретила ставшая уже знакомой розовощекая сестра.

— Алексей Петрович, у больной посетитель, а двух сразу я впустить не могу, — девушка виновато улыбнулась Трофимову. — Вам придется подождать…

Трофимов с досадой посмотрел на часы.

— Ну хорошо. Не уходите. Вину я беру на себя. Надевайте халат и проходите.

Алексей Петрович взглядом поблагодарил понимающе улыбнувшуюся ему сестру. Войдя в палату, он был немало поражен, увидев у постели больной Родионова. Ольга, заметив, как сдвинулись брови Трофимова, поняла, что он недоволен присутствием Родионова. Ей и самой оно было неприятно.

Остановившись в нерешительности, Трофимов не знал, что ему предпринять: остаться или уйти. Очевидно, Ольга поняла это. Собрав силы, она прошептала:

— Алексей Петрович, останьтесь, прошу вас.

Понял смысл этих слов и Родионов. Поджав по-старушечьи губы и пряча глаза, сделавшиеся сразу злыми, он быстро вышел.

Алексей Петрович с Ольгой остались в палате одни. Трофимов не слышал, как Ольга шепнула ему: «Садитесь, Алексей Петрович». Он невидящим взором уставился куда-то за окно. От приподнятого настроения, с которым он входил в больницу, не осталось и следа. Ольга, — в какой уже раз! — с мольбой в слабом голосе пригласила его сесть; на этот раз Трофимов встрепенулся, очнувшись от оцепенения, и улыбнулся. Потом с нескрываемой брезгливостью отставил в сторону стул, на котором только что сидел Родионов, и сел на второй, стоявший у пустой кровати. Почти не отдавая себе отчета, Алексей Петрович взял лежавшую поверх одеяла руку Ольги и посмотрел в ее блестевшие от влаги глаза.

От нежного взгляда Ольги и ее ответного пожатия у Трофимова потеплело на душе. Но взгляд Алексея Петровича упал на отставленный стул, и лицо его снова помрачнело. От Ольги не ускользнула эта перемена, но сна догадывалась о ее причине и не нарушала молчания. А Трофимов думал уже не о Родионове. Он снова вспомнил его кляузу, хотя вначале не придавал ей серьезного значения.

…Когда комиссия потребовала от Трофимова письменного объяснения, он искренне возмутился: