Алексей Кудашев - Ледяной остров

— Да, — протянул Байрамов, открывая переднюю дверцу машины, и чуть не отпрянул назад.

Из открытой дверцы машины свесилась рука. Байрамов нагнулся и увидел на полу машины Трофимова. Он лежал в неестественной позе. Ноги его упирались в одну дверцу, голова — в другую. Левая рука была подвернута под живот, правая откинута вперед, тело его было согнуто, словно он собрался встать, но не хватило сил.

Шофер и Байрамов вытащили Трофимова из машины и положили на траву. Алексей Петрович был без сознания, хотя пульс слабо бился. Волосы, свесившиеся на лоб, слиплись в загустевшей крови.

«Что это, покушение или несчастный случай?» — подумал Байрамов, а вслух сказал:

— Женя, там внизу, в балке, есть родник, принеси, пожалуйста, воды. Хотя нет, я сам схожу, а то тебе в темноте не найти. Ты ведь плохо знаешь эти места. Побудь возле Алексея Петровича да выключи мотор и погаси фары. Я сейчас же вернусь.

Байрамов спустился в балку, но родник оказался пересохшим, только полоса высокой травы указывала, что вода просачивается сквозь почву, не выходя на поверхность. Байрамов стал подниматься по руслу пересохшего ручья, отыскивая его исток. Вскоре он подошел к котловинке, которую можно было легко перешагнуть. В ней тускло поблескивала вода, отражая звездное небо. Байрамов зачерпнул воды и поднялся к шоссе.

При свете автомобильных фар Алексею Петровичу стали смывать кровь с лица. Холодная вода и свежий воздух оказали свое действие: Трофимов открыл глаза. Еще затуманенным взглядом обвел он склонившихся над ним людей. Но сознание быстро прояснялось. Он посмотрел на сиротливо уткнувшуюся в кювет машину и вспомнил все. Резко приподнявшись, он показал рукой в сторону Белых камней:

— Скорей туда! Нельзя медлить!

— Поздно, — тихо сказал Байрамов, догадавшись, что между аварией с машиной Трофимова и событиями в Белых камнях имеется какая-то связь.

Алексей Петрович бессильно опустил голову. Из раны обильно потекла кровь, заливая лоб и глаза.

Шофер, не расставшийся с привычкой военных лет (он был танкистом) всегда иметь в машине бинт, вату и иод, быстро сделал Трофимову перевязку.

— Ну, поедем, а то скоро будет гроза, — Байрамов показал на небо.

И действительно, за самое короткое время все вокруг резко изменилось. Тучи заволокли все небо. Теперь не было видно ни одной звездочки. Воздух стал неподвижным и душным. Темные, бесформенные силуэты придорожных кустов не шелестели листвой. Ни один звук не нарушал наступившей тишины. Вдали над морем сверкали огненные сполохи, но раскаты грома доносились еще глухо.

При вспышках молний, которые сверкали все ближе и ближе, окружающие предметы казались белыми и безжизненными. Но вот со стороны моря послышался еле уловимый шум, который приближался, становился сильнее. Шелест, похожий на шопот, пробежал по листве кустов. Он все усиливался, переходя в шум. Байрамов, помогая встать Трофимову, почувствовал нежное дуновение ветерка на разгоряченном лице. И вдруг сильные беспорядочные порывы ветра закружили в воздухе сорванную с кустов листву. Тяжелые капли дождя ударили по шоссе, забарабанили по кузовам машин. Ослепительно вспыхнула молния, с оглушительным треском ударил гром. И, словно по сигналу, хлынул ливень. Но все трое — Трофимов, Байрамов и шофер — были уже в машине.

Когда шофер стал разворачиваться, Алексей Петрович остановил его, положил руку на его плечо:

— Нет! В Белые камни!

Шофер вопросительно посмотрел на Байрамова. Тот утвердительно кивнул головой.

Трофимов в сопровождении Байрамова, преодолевая слабость и тошноту, торопливо вошел в кабинет Гасан-Нури. Стоявшие у дивана люди не заметили вошедших. Они напряженно следили за каждым движением доктора, склонившегося над неподвижной Ольгой. Голова ее была забинтована. Красным маком алело пятно на повязке — просачивалась кровь. Лицо девушки было бледным, губы плотно сжаты, глаза закрыты.

— Да, положение серьезное, — врач выпрямился, посмотрел на Гасан-Нури. — Нужен полный покой.

«Жива!» — мелькнула радостная мысль у Трофимова.

В стороне, у окна, в окружении нескольких человек стоял рабочий в спецовке и негромко, но возбужденно что-то рассказывал. Трофимов невольно прислушался.

— …Я уже говорил, что в девятой скважине неожиданно отказал холодильник. Пришлось позвать Ольгу Петровну. Она сказала, что надо поднять аппарат и посмотреть. Мы подняли. Ольга Петровна отвинтила верхнюю крышку и вынула из аппарата стеклянный баллон. Ампулой она его назвала. Так вот эта ампула оказалась разбитой и пустой — наверное, когда спускали, то ударили обо что-нибудь, и жидкость вытекла. Ольга Петровна сказала, чтобы я сходил за другой ампулой. Я было пошел, но она меня остановила и сказала, что сходит сама. Мне надо было бы пойти с ней, а я остался, — как бы оправдывался рабочий. — Прошло минут десять, а она не возвращалась. Тогда я пошел узнать, в чем дело. Не успел пройти и ста метров, как увидел бегущего навстречу мальчика. «Дяденька, скорей сюда!» — закричал он, и я побежал за ним. На тропинке у семнадцатой скважины возле кустов я увидел Ольгу Петровну. Она лежала лицом вниз. Тут я увидел вот его, — рабочий указал на товарища, — и мы вдвоем принесли ее сюда.

Зазвонил телефон. Гасан-Нури снял трубку:

— Алло! Где вода? Много? Так. Ладно, примем меры. Продолжайте наблюдать.

— Ну, вот что, товарищи, — обратился Гасан-Нури к рабочим. — Получите сейчас на складе запасную ампулу и немедленно приступайте к спуску аппарата в девятую скважину, а то ледяная пробка совсем растает, и вода зальет промысел. В соседних скважинах снова появилась вода, правда, пока еще немного.

— Надо уменьшить давление в нагнетательных скважинах, — сказал Трофимов.

Все обернулись на голос Трофимова.

— Алексей Петрович, вы откуда? Что с вами? — спросил Гасан-Нури.

— Так, пустяки, — уклончиво ответил Алексей Петрович.

Прибыла санитарная машина. Кириллову отправили в Приморск.

В комнате воцарилась тишина. Все подавленно молчали.

За окнами сквозь шум дождя послышался сигнал подъезжающей машины, и вскоре в комнату вошли капитан государственной безопасности Винокуров и лейтенант Мамедов.

Доктор сделал Трофимову новую повязку. Ранение головы не было опасным. Кожа на голове была разрезана ветровым стеклом, рана оказалась неглубокой. От большой потери крови, отравления выхлопными газами и парами бензина Алексей Петрович испытывал слабость и тошноту.

— Это ваша машина осталась на шоссе? — спросил Трофимова капитан Винокуров.