Алексей Кудашев - Ледяной остров

— Пора откачивать воду, — сказал Алексей Петрович, взглянув на электротермометры.

Диспетчер подошел к большому щиту, где были установлены регуляторы электропогружных насосов. Он начал переключать приборы на «малые обороты».

— Давай на максимальные, не бойся, — сказал Трофимов и добавил: — Передайте геофизикам, чтобы следили за водяными контурами. Обо всех изменениях пусть сообщают сюда.

Вошли Гасан-Нури и Зарубин.

— Ну куда же вы пропали? — говорил на ходу директор журналисту. — Ведь самое интересное здесь, а вы разгуливаете по промыслу.

— Я был у Громова, наблюдал работу его бригады.

— Да чудак вы человек, отсюда же лучше все видно. Здесь весь промысел. — Гасан-Нури начал объяснять журналисту значение каждого из многочисленных приборов. — Вот, например, этот, — директор указал на прибор, только что включенный диспетчером, — регулирует работу электропогружного насоса в четвертой скважине. Если вы пойдете к этой скважине, вы ничего не увидите. А здесь видно все. Вот эта стрелка показывает число оборотов. А вот эта — производительность. Видите, она стоит на цифре тридцать пять. Это значит — тридцать пять литров в секунду. Вы хотите знать, что откачивает насос? Пожалуйста. Вот еще две стрелки: эта показывает процент воды, та — процент нефти.

— Что же, насос качает одну воду?

— Совершенно верно. Зона вокруг скважины обводнена. А вот в сорок седьмой скважине, видите, — директор указал на другой прибор, — воды восемьдесят четыре процента, нефти шестнадцать. Насосы всех обводненных скважин работают сейчас на полную мощность. И если притока посторонней воды в зоны этих скважин не будет, тогда все они вскоре перейдут на чистую нефть.

— Так именно и будет! — вмешался в разговор Трофимов.

— Алексей Петрович, вас к телефону, — сказал диспетчер.

— Я слушаю. Уменьшается? Замечательно! — Трофимов положил трубку. — Товарищи, звонил Козлов от геофизиков. Он говорит, что зона обводнения уменьшается. Скоро можно будет начать нагнетание воды за контур.

Прошел еще час. Нефти в скважинах обводненной зоны стало больше, воды — меньше.

— Пора, — сказал Трофимов.

Диспетчер замкнул рубильники нагнетательной станции.

Зарубин с любопытством наблюдал за поведением многочисленных приборов. Судорожные колебания стрелок и самописцев указывали на первую волну давления, прошедшую по нефтяным пластам. Постепенно движения стрелок стали устойчивыми.

Члены комиссии с волнением следили за показаниями приборов. Алексей Петрович, волновавшийся не меньше других, внешне казался спокойным. Когда показания приборов стали устойчивыми, он повернулся к диспетчеру:

— Пора закрыть эксплуатационные скважины и начать нагнетание газа в нефтяную зону.

Через несколько минут снаружи донеслись приглушенные, но частые постукивания компрессоров нагнетательной станции.

К вечеру пробный отбор нефти показал увеличение ее притока к скважинам. Но давление у забоев скважин было еще небольшим. Некоторые скважины давали чистый газ.

— Придется несколько деньков постоять, — сказал Трофимов директору промысла Гасан-Нури.

Но директора это замечание не огорчило. Повеселевший Гасан-Нури уже прикидывал в уме, когда промысел сможет выполнить годовой план. Закончив подсчет, он посмотрел на Трофимова и Кириллову, стоявших рядом.

— Какие вы молодцы! — растроганно сказал он. — Вы вылечили промысел. Олечка, дай я тебя расцелую, — и Гасан-Нури шагнул к Кирилловой, которая, смеясь, выбежала из диспетчерской.

Возвращался Алексей Петрович в Приморск, когда на землю уже спустилась ночь. С грустью посмотрел он на пустое сиденье рядом с собой — Ольга задержалась на промысле.

Проехав вдоль морского берега до Соленого мыса, он не повернул вправо, куда уходила дорога, а по песчаной отмели проехал метров триста вперед, остановил машину под скалистым обрывом, погасил свет и выключил мотор. Пройдя пешком еще метров тридцать, он оказался возле двух больших камней, образовавших как бы естественное кресло. Это было его излюбленное место. Усевшись на эти камни, он с наслаждением затянулся папиросой. У ног плескалось море, легкий ветерок, поднявшийся к вечеру, освежал лицо. Далеко в море мерцали созвездия огоньков, — это светились морские эстакадные островки, с которых бурились морские скважины в прибрежной зоне.

Горячие, не успевшие остыть от дневного зноя камни, удобная поза, суета и волнения прошедшего дня — все это привело к тому, что Алексей Петрович задремал.

Проснулся он неожиданно, словно от толчка. Еще не понимая, что с ним и где он, Алексей Петрович услышал позади себя голоса. Он невольно вытянул затекшую правую ногу. Из-под нее в воду посыпались камешки. Только тут он окончательно пришел в себя, прислушался. Кругом было тихо, только сильней плескались внизу волны да сзади наверху шелестела листва кустов под порывами посвежевшего ветерка. Значит, ему послышалось. Пора ехать. Трофимов собрался встать, но вдруг он ясно услышал, как кто-то сказал по-английски:

— Никого нет. Это море. У вас слабые нервы, господин Краузе. Это не годится. Люди вашей профессии не должны иметь нервов..

— Извините, мне послышалось. — Этот второй голос показался Трофимову очень знакомым.

— Я уполномочен сообщить, что шеф недоволен вашей деятельностью, а точнее бездеятельностью. Это может плохо кончиться для вас, — в голосе послышалась угроза.

— Я стараюсь, но это очень трудно.

— Вы что же, хотите, чтобы большевики принесли вам секрет своего холодильного аппарата на золотом блюдечке? Не дождетесь.

— Но ведь кто мог знать… — Дальнейшее Трофимов не расслышал.

— Вы обязаны были знать. И зачем было лезть в окно, когда есть дверь? Романтики захотелось? К чорту! Мы платим вам не за романтику, а за дело.

— Извините, но…

— К чорту извинения! К чорту ваши трудности! Вы их сами выдумали. Предупредите инженера…

Порыв ветра унес конец фразы.

— Что касается пятого номера, то он трус. И вряд ли на него можно рассчитывать.

— Тем легче его заставить работать на нас. Вот деньги. Возьмите. Потом, почему вы медлите с операцией «В»? Между прочим, Кириллова сегодня в Белых камнях. Лишняя холодильная бомба у нее, наверное, найдется. Ну, мне пора. Я поеду мимо Белых камней. Вас подвезти?

Ответа Трофимов не расслышал.

Голоса смолкли. Сверху посыпались камешки. Слышны были удаляющиеся шаги.

Первой мыслью Трофимова, пораженного услышанным, было броситься на голоса, размозжить камнем головы заговорщикам. Но он сдержал свой порыв, понимая, что это бессмысленно: двадцать метров отвесного обрыва отделяло его от врагов. Но что делать? Задержать их он не может. Вот уже не слышно шагов — они поднялись на холм, за которым проходило шоссе.