Алексей Кудашев - Ледяной остров

— Петр Иванович, вы не интересовались, почему растет газовый фактор? Мне известно, например, что на шестом участке он снизился вдвое.

— Совершенно верно, Алексей Петрович. Но зато на новом, девятом участке он повысился.

— Почему?

— Увеличили отбор нефти, а вы сами знаете, что такого гидравлического подпора, как на шестом участке, там нет. И, естественно, повышение отбора сопровождается падением давления в пласте и усиленным выделением свободного газа.

— Кто разрешил увеличивать отбор? — возмутился Трофимов. — Почему я об этом ничего не знаю?

— Но что же делать, Алексей Петрович? Конец месяца, а у нас задолженность по плану.

Побледнел шрам на щеке Трофимова. Он зло посмотрел на Щербакова и включил переговорный аппарат.

— Директора Северного промысла… Товарищ Харебов?

— Да, я слушаю, — ответил директор.

— Трофимов говорит. Почему на девятом участке допустили повышение газового фактора?

— Алексей Петрович, у нас же план срывается, — повторил слова Щербакова Харебов.

— Вы кто — делец с биржи или государственный человек?

— Но я же согласовал с производственно-техническим отделом…

— Не прикидывайтесь простаком, товарищ Харебов, вы отлично знаете, с кем надо согласовывать такие вещи! Немедленно сократите газовый фактор до утвержденного!

— Алексей Петрович, вы же нас зарежете! Мы не выполним плана!

— Если захотите, выполните. Вы не знаете своих возможностей. Загляните на свой шестой участок, и вы увидите, что надо сделать.

Трофимов выключил аппарат. Щербаков стоял и ждал, что Трофимов обрушится сейчас на него. Но Алексей Петрович, гнев которого прошел, сказал:

— Слышали? Все, что я говорил Харебову, относится и к вам. С завтрашнего дня сводку газового фактора будете давать по участкам. Неужели вы-то не понимаете, что если мы выпустим газ из пластов, то потом трудней будет добывать нефть?

— Хорошо, Алексей Петрович. Все понимаю.

Днем Трофимову позвонил Харебов.

— Алексей Петрович, — взмолился он, — помогите сдвинуть с места этих бюрократов из конторы законтурного заводнения.

— В чем дело?

— Вчера и сегодня ночью Кириллова испытывала свой реагент на шестом участке, — и Харебов повторил Трофимову то, что утром рассказала ему Ольга.

— А сейчас давление на забое эксплуатационных скважин еще больше поднялось. Мы увеличили отбор нефти, а процент газа не изменился, — продолжал Харебов. — И если мы на других участках применим этот расщепитель, то можно повысить добычу без всякого ущерба.

— Ну так в чем же дело?

— А они не хотят начинать сегодня.

— Почему?

— Говорят, что у них закрыт склад с реагентом, а кладовщик куда-то уехал. Алексей Петрович, заставьте их начать нагнетание сегодня. А то ведь конец месяца. У меня план.

— А как у тебя на девятом?

— Все в порядке.

— Хорошо.

— Спасибо, Алексей Петрович.

Под вечер, когда Трофимов собирался поехать на строительство трассы подводного нефтепровода, секретарша подала ему телеграмму из министерства. Прочитав, Трофимов не поверил своим глазам. Он еще раз взглянул на телеграмму: «Бурение законтурных скважин прекратите, утвержден проект только нагнетания газа, приступайте немедленному строительству компрессорных».

Трофимов срочно заказал телефонный разговор с Москвой. Но начальник главка ничего нового ему не сказал.

— Вы понимаете, — возмущался Трофимов, — жизнь опровергла теорию о неприменимости законтурного заводнения на Северной площади.

— Зря ты кипятишься, — ответил ему начальник главка, — есть приказ, его надо выполнять, а не обсуждать.

— Но его можно отменить и написать новый, — сдерживая раздражение, сказал Алексей Петрович.

— Я этого не собираюсь делать.

Трофимов со злостью бросил трубку.

— Надо ехать к министру, — сказал Байрамов, узнав о телеграмме и разговоре с начальником главка.

— Хорошо, я полечу сегодня, сейчас же.

Уже в самолете Алексей Петрович вспомнил, что забыл позвонить Ольге и предупредить ее о своем внезапном отъезде.

«Зайду к себе, переоденусь», — подумала Ольга, проходя по дороге с работы мимо дома, в котором жил Трофимов. Надев лучшее платье, она долго поправляла свою прическу. Несмотря на ночь, проведенную почти без сна, от волнения ее щеки покрылись легким румянцем.

В последний раз оглядев себя с головы до ног, она взяла сумочку и вышла из квартиры. Ольга старалась итти спокойно, но поймала себя на том, что обгоняет всех прохожих.

С волнением она позвонила в квартиру Алексея Петровича.

— А, Оля, дорогая! — встретила ее Надежда Ивановна. — Проходи, проходи. Хорошо, что зашла, а то я целый день одна.

Ольга удивленно остановилась. Но Надежда Ивановна не заметила недоумения Ольги. Она продолжала:

— Алеша всегда приходит поздно. С работы его рано никак не вытащишь, а сегодня взял да уехал в Москву, а когда приедет, ничего не сказал.

К горлу Ольги подкатил ком. У нее было одно желание: скорее уйти из этого дома. Но сделать это было неудобно, и она присела на уголок стула.

— Оленька, хочешь чаю с клубничным вареньем? Я сейчас, — засуетилась Надежда Ивановна.

— Спасибо, Надежда Ивановна, — выдавила Ольга. — Я спешу… Мне некогда. Я… зашла… Алексей Петрович просил занести ему сводку, но раз он уехал, то я пойду.

«Что это с ней?» — подумала Надежда Ивановна, проводив девушку.

А Ольга в это время, чувствуя себя глубоко оскорбленной, тихо шла домой. «Чего же стоят все его слова, если он так нехорошо посмеялся?» — думала она. Но где-то в ее сознании теплилась надеждой мысль: «Нет, не такой он, он хороший, тут какое-то недоразумение».

Машинально открыла она свою дверь и с безразличным видом остановилась посреди комнаты.

Она не слышала, как позвонил и вошел почтальон. Трижды сказал он: «Вам телеграмма из Москвы».

— А? Телеграмма? Давайте.

— Вот здесь распишитесь.

Ольга развернула телеграмму.

«Какая я дура!» — с досадой и радостью сказала она сама себе, схватила шелковый шарфик и выбежала на улицу. А двадцатью минутами позже уже снова стояла перед дверью квартиры Трофимова.

Надежда Ивановна немало удивилась вторичному визиту Ольги. Еще больше удивилась старая женщина, когда Ольга обняла и поцеловала ее, а затем, уткнувшись ей в плечо, расплакалась.

— Что случилось, милая? — испугалась Надежда Ивановна.

— А то, что я дура! — Ольга, улыбаясь, вытерла шарфиком слезы. — Как плохо я подумала об Алексее Петровиче…

Когда Надежда Ивановна выслушала Ольгу, она взяла телеграмму, которую девушка продолжала держать в руке, и прочитала. «Глубоко виноват перед тобой не сердись целую твой Алексей».

— Ну, Оленька, оставайся. Будем пить чай.