Урсула Ле Гуин - Гончарный круг неба

Страшный пожар вспыхнул на сухих восточных склонах Каскадов. Золотой Берег и Дэлл были снесены огненным вихрем. Портленд не испытал прямых ударов, но заряд с ядерной боеголовкой взорвался на горе Маунт-Худ, вблизи старого кратера, отчего проснулся спящий вулкан. Задрожала земля, из ее недр вырвались струи пара, и к полудню первого дня вторжения, первого апреля, на северо-западной стороне горы открылось жерло, из которого началось яростное извержение.

Лава лилась по белоснежным безлесым склонам, угрожая общинам Зигзаг и Рододендрон. Начал образовываться конус из шлака, и воздух в Портленде на сорок миль заполнился пеплом. К вечеру, с изменением направления ветра, нижние слои атмосферы слегка расчистились и на восточном горизонте стало видно багровое пламя извержения. Небо, закрытое дождем и пеплом, гремело от полета XXТТ, которые тщетно искали корабли чужаков. С восточного берега и из других держав, участниц договора, продолжали прибывать новые эскадрильи, которые сбивали друг друга. Земля дрожала от подземных толчков, от взрывов бомб и падающих самолетов. Один из кораблей чужаков приземлился всего в восьми милях от черты города, и юго-западные пригороды тут же исчезли: бомбардировщики обрушили свой страшный груз туда, где должен был находиться корабль. Потом выяснилось, что корабля там уже не было. Но что-то ведь нужно было делать!

По ошибке бомбардировке подвергся сам город. В Нижнем городе не уцелело ни одного стекла. Его улицы на дюйм-два покрылись мелкими осколками. Беженцам из юго-западной части Портленда приходилось идти по стеклу. Женщины несли детей и плакали от боли: их обувь была изрезана стеклом.

Через большое окно своего кабинета в Орегонском онейрологическом институте Вильям Хабер видел, как поднимается и опускается пламя в районе доков, видел кровавый отблеск извержения. В его окне стекла еще были целы — близ парка Вашингтона еще не было разрывов, и землетрясение, которое ниже по реке раскалывало целые дома, здесь лишь заставляло дрожать оконные рамы. Слышались отдаленные крики словно в зоопарке. Изредка на севере, там, где Вильяметт впадает в Колумбию, виднелись полосы необычного пурпурного цвета, но что это за полосы, трудно было разглядеть в пепельных туманных сумерках.

Центральные районы города были погружены во мрак из-за неполадок в энергоснабжении, в других районах кое-где горели огни. В здании института больше никого не было. Целый день Хабер пытался отыскать Джорджа Орра. Когда это не удалось и дальнейшие поиски стали невозможны из-за паники и увеличивающихся разрушений, он пришел в институт. Идти пришлось пешком, и Хабер нервничал. Человек с его положением, чье время так дорого, не ходит пешком. Но батареи его машины сели, и он не мог ничего сделать. Толпы беженцев заполнили улицы. Хаберу пришлось идти против течения, глядя в их лица. Это действовало на него угнетающе. Он не любил толпу.

Но когда толпа рассеялась и он пошел один по обширным лужайкам и рощам парка, это оказалось куда хуже.

Хабер считал себя одиноким волком. Он никогда не хотел ни брака, ни близкой дружбы. Ему приходилось напряженно работать, когда другие спали, и он избегал затруднительных положений. Секс в его жизни сводился к знакомству на одну ночь с полупроститутками, иногда женщинами, иногда молодыми мужчинами. Он знал, в какие бары, кино или клубы можно зайти, чтобы найти желаемое. Он получал, что хотел, и тут же освобождался, прежде чем он или его партнер мог почувствовать потребность в новой встрече. Он ценил свою независимость, свою свободу.

Сейчас он впервые понял, как ужасно быть одному в равнодушном огромном парке.

Он торопился, почти бежал к институту, потому что ничего больше ему не оставалось. Он пришел туда, а там было пусто и тихо.

Мисс Кроч держала у себя в столе транзистор. Хабер достал его и включил, чтобы услышать последние новости, чтобы слышать человеческий голос.

Все, в чем он нуждался, тут было: постель, сандвичи, легкие напитки для работающих по ночам в лабораториях. Но он не был голоден. Его охватила какая-то апатия. Без особого интереса он слушал радио. Он остался один, и все потеряло для него свою реальность и прочность. Ему нужен был кто-то, с кем он мог бы говорить, кому мог бы рассказать, что он чувствует, когда видит, как все рушится. Ужас одиночества был так велик, что чуть не выгнал его из института к толпам людей. Но апатия оказалась сильнее страха. Он остался на месте. Ночь сгущалась.

Красноватый отблеск над вершиной Маунт-Худа то разгорался, то спадал. В юго-западной части города, невидимой из его кабинета, что-то сильно ударило. Скоро облака осветились отблесками пожаров, по-видимому, в той стороне. Хабер вышел в коридор, чтобы посмотреть все это, держа в руке приемник. По лестнице поднимались какие-то люди, он их не слышал и не узнавал.

— Доктор Хабер, — сказал один из них.

Это был Орр.

— Как раз вовремя, — едко сказал Хабер пациенту. — Где вас носило целый день! Входите!

Орр хромал, левая сторона лица у него распухла и половины передних зубов не хватало. Женщина, похоже, пострадала меньше, но казалась совершенно изможденной: глаза смотрели в одну точку, ноги подгибались. Хабер посадил ее на кушетку и громким голосом медика спросил:

— Она получила удар по голове?

— Нет. Просто очень долгий день, — ответил за нее Орр.

— Со мной все в порядке, — пробормотала женщина.

Она чуть вздрогнула. Орр осторожно снял с нее ужасно грязные туфли и заботливо укрыл ее верблюжьим одеялом. Доктор рассеянно подумал, что где-то ее уже видел.

— Пусть отдыхает. Идите сюда, умойтесь. Я целый день вас искал. Где вы были?

— На даче. Береговой хребет.

— Что с вашей ногой?

— Повредил во время аварии машины. Послушайте, они уже в городе?

— Если военные и знают что-то, то держат это в тайне. Они сообщили только, что, когда утром приземлились большие корабли, они тут же разбились на маленькие подвижные машины типа вертолетов и разлетелись. Теперь они рассеялись по всей западной половине штата. Передвигаются они не слишком быстро. Но если кого-нибудь из них сбили, то об этом ничего не известно.

— Мы видели одну машину.

Лицо Орра появилось из полотенца, украшенное багровым синяком, с которого он смыл кровь и грязь.

— Должно быть, это они и были. Маленькая серебристая штука пролетела примерно в тридцати футах над пастбищем вблизи Северных равнин. Подпрыгивает будто кузнечик. Выглядит непривычно. Как ведут себя чужаки, вступают ли в бой?

— Радио сообщает только о потерях среди гражданского населения. Выпейте кофе и поешьте, а потом у вас будет терапевтический сеанс посреди ада. Мы положим конец этой идиотской путанице, которую вы затеяли.