Урсула Ле Гуин - Гончарный круг неба

— Да. Послушайте, вы знаете о войне на Ближнем Востоке?

— Конечно. Там был убит мой муж.

— Муж? — он потрясенно взглянул на нее. — Когда?

— За три дня до ее окончания. За два дня до Тегеранской конференции и заключения договора между США и Китаем. Через день после того, как чужаки взорвали Лунную базу.

Он смотрел на нее в ужасе.

— Не переживайте.

— Это уже старый рубец. Шесть лет прошло, почти семь. Если бы он был жив, мы давно бы развелись. Неудачный брак. Слушайте, это не ваша вина!

— Я больше не знаю, в чем моя вина.

— Только не в этом! Джим был высоким, красивым, с черными волосами. Ему не повезло. В двадцать шесть лет капитан военно-воздушного флота, а в двадцать семь лет его убили. Не вы изобрели это, так бывало в течение тысячи лет, и до пятницы бывало, когда еще мир был перенаселен… Жаль только, что в самом конце войны.

Голос ее вздрогнул.

— Боже! Не в начале, а в самом конце. Значит, война продолжалась… и не было чужаков?

— Они вам приснились?

Орр утвердительно кивнул.

— Он заставил меня видеть сон о мире. Мир на Земле, добрая воля среди людей. И я придумал чужаков, чтобы было с кем бороться.

— Это не вы. Это его машина.

— Нет. Я это делаю и без машины, мисс Лилач. Она просто сокращает время, сразу погружая меня в сон. Правда, сейчас она делает это лучше. Хабер все время совершенствует ее.

— Зовите меня Хитзер.

— Красивое имя!

— Ваше имя Джордж. Он называл вас так во время сеанса. Как будто вы обученный пудель или обезьяна. «Ложитесь, Джордж».

Он рассмеялся. Зубы у него были белые, смех приятный.

— Он говорил не со мной, а с моим подсознанием. Для его целей оно все равно что собака или обезьяна. Оно не разумно, но его можно научить подчиняться.

Как ни ужасны были его слова, он говорил без горечи. Неужели действительно есть люди без гнева, без ненависти, люди, которые всегда в ладу со Вселенной, узнающие зло, противящиеся ему и в то же время совершенно им не затронутые?

Конечно, есть. Их много, и живых, и умерших. Люди, идущие путем, по которым нужно идти. Жена испольщика в Алабаме, лама в Тибете, энтомолог в Перу, мельник в Одессе, зеленщик в Лондоне, пастух в Нигерии, старик, заостряющий палку у высохшего ручья в Австралии… Нет среди нас человека, который не знал бы их. Их достаточно, чтобы мы могли идти дальше.

— Послушайте, я должна это знать. Это у вас началось после визита к Хаберу?

— Эффективные сны? Нет, раньше. Потому я и попал к нему. Я испугался и стал незаконно принимать наркотики, чтобы подавить свои сновидения. Я не знал, что делать.

— Почему же вы не приняли что-нибудь в эти две ночи, вместо того чтобы не спать?

— Все, что у меня было, я принял в ночь на пятницу. У меня нет рецепта. Но я не хочу обращаться к доктору Хаберу, я хочу от него избавиться. Все сложнее, чем он думает. Он пытается использовать меня, чтобы улучшить мир, но не сознается в этом. Он лжет, потому что не хочет посмотреть на вещи прямо. Его не интересует, что истина, а что нет. Он видит только себя, свои представления о том, что должно быть.

— Здесь я ничего не могу сделать для вас как адвокат.

Хитзер отхлебнула кофе с бренди.

— В этих гипнотических внушениях нет ничего незаконного. Он просто говорит вам, чтобы вы не беспокоились из-за перенаселенности и прочего. Если он намерен скрывать, что использует ваши сновидения в определенных целях, он вполне может это сделать, используя гипноз. Теперь он будет заботиться о том, чтобы у вас не было эффективных снов, когда кто-то присутствует на сеансе. Интересно, почему он разрешил мне наблюдать эксперимент. Я его не понимаю. Во всяком случае юристу трудно вмешаться в отношения врача и пациента, особенно если врач большая шишка, а пациент — душевнобольной, который думает, что его сны становятся реальностью. Нет, я не хочу это видеть в суде. Но слушайте. Не можете ли вы воздержаться от снов у него? Транквилизаторы, может быть?

— Пока я на ДТЛ, у меня нет фармокарты. Он сам выписывает мне рецепты, и усилитель всегда заставит меня видеть сны.

— Это преступление против личности, но в нашем суде это дело не пройдет… А что, если вам попытаться повлиять на него во сне?

Орр смотрел на нее, отуманенный сном и бренди.

— Сделайте его более доброжелательным. Впрочем, вы говорите, что он доброжелателен и хочет добра. Но он жаждет власти. Он нашел отличный способ править миром, не беря на себя никакой ответственности. Скажем, он будет менее властолюбив. В вашем сне он должен стать по-настоящему хорошим человеком. Пусть он лечит вас, а не использует!

— Но я не выбираю свои сны. Никто не может…

Она поникла.

— Я забыла. Как только я воспринимаю все, как реальное, я начинаю думать, что вы можете его контролировать. Но вы не можете. Вы просто исполнитель, вы только делаете.

— Я ничего не делаю, — уныло сказал Орр. — Я никогда ничего не делаю. Я просто вижу сны.

— Я вас загипнотизирую, — вдруг сказала Хитзер.

Сделав такое невероятное предложение, она почувствовала облегчение. Если действуют сны Орра, почему не могут подействовать ее команды? Она ничего не ела с полудня, и кофе с бренди подействовали на нее сильнее, чем можно было ожидать.

Он молча посмотрел на нее.

— Я умею. Я изучала психиатрию в колледже еще до юридической школы. Мы все были гипнотизерами и гипнотизируемыми. У меня хорошо получалось. Я погружу вас в гипноз и внушу содержание сна о Хабере, чтобы обезвредить его. Я велю вам только это увидеть и ничего больше. Понимаете? Это вполне безопасно, самое безопасное из всего, что мы можем испробовать.

— Но я плохо поддаюсь гипнозу, — сказал он.

— Поэтому он и использует коротидную индукцию. Страшно смотреть — все равно что убийство. Я не врач, и я так не могу.

— Мой дантист пользовался гипнозаписью. Она действовала на меня хорошо.

Он почти засыпал. Она мягко произнесла:

— Похоже, вы сопротивляетесь не гипнозу, а гипнотизеру. Мы можем попробовать. И если подействует, я сделаю вам небольшое постгипнотическое внушение, чтобы вы увидели сон, в котором Хабер действительно пытается вам помочь. Что вы об этом думаете?

— Во всяком случае стоит попробовать, — ответил он. — Я должен уснуть. Не думаю, что выдержу еще ночь. Если вы считаете, что сможете загипнотизировать меня…

— Думаю, смогу. Но послушайте, вы ели что-нибудь?

— Ах да., простите, — спохватился он. — Вы, наверное, голодны. В такую даль тащились сюда, а я…

Он порылся в шкафу и достал хлеб, маргарин, пять крутых яиц, банку тунца и увядшие листья салата. Она отыскала тарелки, вилки и нож.

— А вы ели? — спросила она.

Он не знал. Они поели, она сидя на единственном стуле, он стоя. По-видимому, стоять ему было легче, и он ел с аппетитом. Они разделили пополам даже пятое яйцо.