Урсула Ле Гуин - Гончарный круг неба

— Эр'перрехние, — автоматически повторил Орр.

Он изо всех сил старался понять, что говорит ему чужак.

— Если желательно. Речь — серебро, молчание — золото. Я — Вселенная. Просим простить вмешательство, пересечения неясны.

Чужак, у которого не было ни шеи, ни талии, тем не менее как будто поклонился и прошел, большой, зеленоватый, сквозь толпу. Орр стоял, глядя ему вслед, пока Хабер не окликнул его:

— Джордж!

— Что?

Орр удивленно осмотрел комнату, стол, окно.

— Что вы делали?

— Ничего, — ответил Орр.

Он по-прежнему сидел на кушетке, на голове — электроды. Хабер нажал кнопку «выключено», подошел к кушетке и посмотрел вначале на Орра, потом на экран ЗЭГ.

Открыв машину, он провернул записи, ведущиеся внутри пером на бумаге.

— Мне показалось, что я неправильно прочел данные.

Он принужденно рассмеялся, смех его не походил на обычный бурный хохот.

— Странно ведет себя у вас кора, я ведь ее не питал усилителем. Я лишь слегка стимулировал. Ничего особенного, но что это? Боже, не менее ста пятидесяти милливольт.

Он вдруг обернулся к Орру.

— О чем вы думали? Вспомните.

— Я думал о чужаках.

— С Альдебарана? Ну и что?

— Просто вспомнил, что, идя сюда, встретил одного на улице.

— И сознательно или бессознательно это напомнило вам об эвтаназии, свидетелем которой вы были. Верно? Отлично. Это может объяснить странное поведение эмоциональных центров. Усилитель подхватил их и преувеличил. Вы должны были ощущать, что в вашем мозгу происходит нечто необычное, особенное. Нет?

— Нет, — задумчиво сказал Орр.

Он и в самом деле не чувствовал ничего необычного.

— Послушайте, если вас что-то беспокоит, вы должны знать, что я несколько сотен раз подключал к себе усилитель. И на других пациентах испытывал. Он не может вам повредить. Но эта запись необычна для взрослого, и я хотел проверить, чувствуете ли вы это субъективно.

Хабер успокаивал себя, а не Орра. Орра нельзя было успокоить.

— Продолжим.

Хабер подошел к выключателю усилителя.

Орр сжал губы и увидел Хаос и Древнюю Ночь. Но их здесь нет, и он не в Нижнем городе, где разговаривает с девятифунтовой черепахой. Он по-прежнему сидит на удобной кушетке и смотрит на туманный, серо-голубой конус Святой Елены. И тихо, как вор в ночи, в него вошло ощущение благополучия, уверенности, что все в порядке, и что он находится в центре мира. Я — это Вселенная. Его изоляция не будет допущена. Он вновь там, где должен быть.

Он чувствовал спокойствие, абсолютную уверенность в себе и в окружающем. Чувство это не казалось ему чудом или загадкой, оно было нормой. Так он всегда себя чувствовал, если не считать периодов кризиса и агонии. Такое чувство заполняло его детство и лучшие часы юности. Это нормальное ощущение бытия. В последние годы он утратил его, постепенно, но почти полностью, вряд ли сознавая, что утрачивает. Четыре года назад в апреле произошло такое, что нарушило его равновесие. Наркотики, сновидения, непрестанный переход от воспоминаний об одной жизни к другой и попытки Хабера улучшить мир — все это еще больше нарушало равновесие. И вот теперь оно вернулось.

Он знал, что не сам добился этого.

— Что сделал усилитель? — спросил он.

— Что сделал?

Хабер внимательно смотрел на экран ЗЭГ.

— Не знаю…

— Он ничего не делает, — ответил Хабер с ноткой раздражения.

Хабер любил такие мгновения, когда он не играл роль, когда он был поглощен тем, что пытался узнать при помощи своих приборов.

— Он просто усиливает то, что делает в данный момент ваш мозг, избирательно усиливает активность, но ваш мозг в данный момент не делает абсолютно ничего интересного. Вот.

Он сделал быструю запись, повернулся к усилителю, потом снова к экрану. Поворачивая рукоятки, он разделил на экране три линии, казавшиеся одной. Орр не мешал ему. Один раз Хабер резко сказал:

— Закройте глаза. Поднимите взгляд вверх. Продолжая держать глаза закрытыми, постарайтесь увидеть что-либо: красный куб…

Когда он наконец выключил машину и начал снимать с Орра электроды, спокойствие не оставило Орра, как будто оно было вызвано наркотиками или алкоголем. Оно осталось. Без всякой робости Орр сказал:

— Доктор, я не могу больше позволить вам пользоваться моими эффективными снами.

— А? — произнес Хабер, думая не об Орре, а о его мозге.

— Я не позволю вам больше использовать мои сны.

— Использовать сны?

— Да.

— Называйте это, как вам угодно, — сказал Хабер.

Он выпрямился и теперь нависал над сидевшим Орром, большой, серый, бородатый и недовольный.

— Мне жаль, Джордж, но вы не должны так говорить.

Боги Орра были безмятежны и независимы, они не требовали ни поклонения, ни повиновения.

— Однако, я говорю, — спокойно ответил он.

Хабер взглянул на него сверху вниз, впервые взглянул серьезно — и увидел. Он будто отскочил, как человек, наткнувшийся на гранитные стены, считая, что перед ним легкий занавес. Он пересек комнату и сел за стол. Орр встал и слегка потянулся.

Большой серой рукой Хабер гладил черную бороду.

— Я на пороге, нет, уже в центре крупного открытия, — сказал он.

Голос его звучал не добродушно, как всегда, а сурово и властно.

— Используя записи вашего мозга, я программирую усилитель на производство эффективных снов. Я назвал это э-стадией. Вскоре я смогу накладывать э-стадию на любой мозг. Вы понимаете, что это значит? Я легко могу вызвать эффективный сон у соответствующим образом отобранного и подготовленного человека так же легко, как психолог вызывает гнев у кошки, даже легче, потому что мне не понадобятся ни контакты, ни химические препараты. Мне осталось несколько дней, может, несколько часов. И тогда вы будете свободны. Вы мне будете не нужны. Мне не нравится работать с пациентом, не желающим сотрудничать. С другим будет легче. Но пока вы мне нужны. Исследование должно быть закончено. Вероятно, это наиболее важное научное открытие в истории научной мысли. И если обязательства в отношении меня, как друга, стремление к знаниям и благу человечества не в состоянии удержать вас здесь, что ж, если понадобится, я получу ордер на принудительное лечение… Гм… Принуждение к личному благу. Если понадобится, я использую лекарства, как если бы вы были буйнопомешанным. Ваш отказ от помощи в таком важном деле конечно же проявление психоза. Нет необходимости говорить, однако, что для меня было бы гораздо лучше получать от вас добровольную помощь. Для меня здесь большая разница.

— Никакой разницы для вас тут нет, — спокойно возразил Орр.

— Почему вы спорите со мной сейчас? Почему именно сейчас, Джордж, когда вы так много дали мне, когда мы так близки к цели?

Джордж Орр, однако, не чувствовал за собой вины. Если бы он имел привычку предаваться рефлексии, он не дожил бы до тридцати лет.