Николай Гацунаев - Серая кошка в номере на четыре персоны

— Зайдешь? — кивнул он в сторону своего корпуса. Она отрицательно качнула головой.

— Поздно.

— Тогда уж скорее рано.

— Пусть будет рано. Сними очки.

Она несколько секунд молча вглядывалась в его лицо, потом сдернула перчатки и приложила ладони к его щекам.

— Замерз. И уже колючий.

Он промолчал.

— Без очков ты совсем другой.

— Хуже?

Она обняла его, прижалась щекой к подбородку. Он расстегнул пальто и укрыл ее полами.

— Так лучше?

Она кивнула и приложила пальцы к его губам.

— О чем мы говорим? Лучше… Хуже…

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Скажи… — Она помолчала. — Только правду. Хорошо?

Он медленно наклонил голову.

— Ты любишь меня?

Где-то далеко, наверное, в Удино, сонно пропел петух.

— Не знаю.

— Я так и думала. Ты не умеешь лгать.

— А ты хочешь?

— Чего?

— Лжи.

— Нет. Наверное, нет.

— Я тоже. Пойдем?

— Да.

Она зябко передернула плечами и стала застегивать на нем пальто.

— Замерз?

— Да.

— Тогда побежали.

Возле коттеджа она остановилась и прижала палец к губам.

— Тс-с… Зайдешь?

Он отрицательно качнул головой.

— Поздно.

— Тогда уж скорее рано. Который час?

— Не знаю.

— Взгляни.

— Не хочу. Какое нам дело до этого?

— Никакого, ты прав. Идем!

И она решительно, как тогда, в баре, взяла его за руку и повела за собой по скрипучим от мороза деревянным ступеням.

Уходя они не закрыли форточку, и комната остыла.

— Хочешь вина?

— Нет.

— Кушать?

— Нет.

— Тогда — спать! — скомандовала она и захлопнула форточку. До рассвета оба не сомкнули глаз.

Перед тем как уйти, он, уже в пальто, присел на край кровати, осторожно взял в ладони ее осунувшееся, усталое лицо и стал целовать его нежно, едва касаясь губами. Она попыталась лаской ответить на его ласку, но он, не поднимая лица, покачал головой:

— Не надо. Просто лежи, и пусть тебе будет хорошо.

— Мне хорошо.

— Мне тоже.

— Можно я попрошу тебя о чем-то?

Он молча кивнул.

— Приезжай в Ашхабад. Ко мне. Приедешь?

— Не знаю.

— Приезжай. Только напиши заранее или позвони. Ты бывал в Ашхабаде?

— Нет.

— Тем более. Я тебе город покажу. В Фирюзу съездим. Каракалу посмотришь — наши субтропики. Приедешь?

— Постараюсь.

— Обязательно постарайся.

— Хорошо.

Он в последний раз крепко поцеловал ее в губы, рывком поднялся с кровати и, не оглядываясь, шагнул из комнаты. За выходящими в коридор дверьми прокашливались, бормотали, бубнили просыпающиеся голоса.

Осторожно ступая по морозно скрипящим ступеням, он вышел на расчищенную дорожку и огляделся, соображая, в какую сторону идти. За спиной стукнула створка форточки. Он резко обернулся и подошел вплотную к окну. В полутьме, очерченной прямоугольником форточки, бледным пятном угадывалось ее лицо.

— Когда вы уезжаете? — Было в ее голосе что-то такое, от чего тревожно защемило в груди.

— Сегодня.

— А в Ташкент?

— Завтра.

— Я должна тебя увидеть.

— Мы увидимся.

— Где?

— Где хочешь.

— В «Алтае».

— Где? — не понял он.

— В гостинице «Алтай». Сегодня. Я буду ждать.

— Хорошо.

— Я буду ждать, слышишь? Днем, вечером, ночью. Все время, слышишь? — Она почти кричала.

— Успокойся…

— Найди меня, слышишь? Обязательно найди! — В голосе ее звучали мольба, боль и отчаянье.

— Успокойся. Я отыщу тебя, как только приеду в Москву. В «Алтае», на Памире, Тянь-Шане — найду. А теперь закрой форточку и ляг, поспи хоть немного. До свидания.

В столовой за завтраком он тщетно искал ее глазами. Неизменно улыбающийся Аъзамджон сочувственно подмигнул:

— Зря стараетесь. Нет ее. Я за дверью наблюдаю. Не входила.

За стеной, заставляя дребезжать оконные стекла, работали двигатели готовых к отправке автобусов.

Он сбежал по лестнице и встретил ее возле дверей.

— Здравствуй! — Она явно была создана для того, чтобы ошеломлять. Теперь перед ним стояла ослепительно красивая молодая женщина, лишь отдаленно напоминающая ту, с которой он полгода назад расстался в Москве. Легкое, плотно облегающее платье подчеркивало гибкие очертания по-девичьи стройной фигуры. Новая, совсем другая прическа. Продолговато-овальное лицо. Но выражение иное: преисполненное достоинства, пожалуй, даже немного высокомерное и уж наверняка непоколебимо уверенное в собственной неотразимости. И только глаза — огромные, невиданной, немыслимой голубизны — остались прежними.

— Ну, здравствуй.

Она подала, а, вернее, величественным жестом протянула ему руку. Это было настолько неожиданно, что он растерялся.

«Королева, да и только. Испанского бы гранда сюда. А вообще, так мне и надо! Ждал, небось, что на шею кинется, слезами умоет! Ну, погоди у меня. Играть, так играть!» И он церемонно взял ее руку и, склонившись в поклоне, торжественно поднес к губам. Со стороны это, должно быть, выглядело забавно.

Она поспешно отняла руку, испуганно огляделась, но никому до них не было дела, и она успокоилась.

— С приездом.

— Премного благодарствуем.

— Это уже из другой оперы.

— Прости. Не успел отрепетировать.

— Может, перестанешь кривляться?

— Уже.

— Что «уже»?

— Перестал. Ты торопишься?

Она удивленно захлопала ресницами.

— С чего ты взял?

— Показалось. — Он пожал плечами. — Со мной такое бывает.

В ее зрачках вспыхнули и тотчас погасли тревожные искорки.

— Пойдем?

— Куда?

У нее поползли вверх брови.

— К тебе, куда же еще?

«Куда же еще…» — с горечью повторил он про себя.

— Пожалуй, не надо.

— Ты не один?

— Один, как перст.

— Так в чем же дело?

— А черт его знает! — Он вдохнул полную грудь воздуха. Медленно выдохнул. — Ладно, идем.

Возле двери он остановился и стал шарить в кармане трико, но ключ торчал в замочной скважине, и он даже забыл, уходя, повернуть его, она нажала на дверную ручку, дверь раскрылась, и они вошли в номер. В комнате пахло «Шипром».

«Алтай» отыскался довольно легко, хотя и был у черта на куличках, далеко за ВДНХ. Их было четверо, и комнату им дали на четыре персоны, и всепонимающий Аъзамджон, критически осмотрев апартаменты, безапелляционно заявил:

— Сейчас идем кушать в ресторан. А потом мы вас покинем. Покажу ребятам Москву, к моей сестре поедем. Квартира у них огромная, так что наверняка ночевать оставят. Вы уж тут без нас не скучайте.

Ребята пошли занимать стол, а он навел справку в регистратуре и позвонил на этаж. Ему ответили, что жилица ушла, пообещав вернуться часа через два.

«…буду, ждать, слышишь? — зазвучал в сознании ее голос, словно записанный на магнитную ленту. — Днем, вечером, ночью. Все время.. Найди меня… Обязательно найди!..»