Николай Гацунаев - Серая кошка в номере на четыре персоны

— Это ты к чему?

— А к тому, что мне тебя сейчас ужасно поколотить хочется.

— За чем же остановка? — усмехнулся он. — Начинай.

— Прямо здесь? — ужаснулась она.

— А почему бы и нет? Самое место. Глядишь, и в милицию угодим.

— Этого еще недоставало!

Они взглянули друг на друга и весело рассмеялись.

И за окном перестал сеять снег, и выглянуло солнце, и она глядела на него ясными, как весеннее небо, глазами, и глаза ее беззвучно смеялись.

А потом они отправились вдвоем бродить по Москве. И была Третьяковка, ВДНХ, ажиотаж и несусветная толчея магазинов, и в самом конце дня — золотистая от опавшей листвы скамейка в Александровском саду.

В газетном киоске, куда он подошел купить сигареты, ему попался на глаза последний номер «Звезды Востока». Он пробежал оглавление и выложил на прилавок полтинник.

— Пирожки с мясом! Горячие пирожки! — надрывалась неподалеку лотошница в белом переднике поверх стеганой безрукавки.

— С зайчатиной? — деловито осведомился он, сворачивая кулек из газеты.

— С чем? — опешила стеганка.

— С зайчатиной. Меншиков такими торговал. Слыхивали, небось? Алексашка.

— Не знаю, чем Сашка торгует, а наши пирожки с говядиной.

— Так уж к с говядиной?

Стеганка смерила его уничтожающим презрительным взглядом.

— Не нравится — не берите.

— А попробовать можно? — не унимался он.

— Не морочь голову. Ишь, чего захотел. А еще в очках.

Лотошница принялась собирать свое хозяйство, явно намереваясь улизнуть подобру-поздорову.

— Ладно уж, — миролюбиво сказал он. — Не серчайте, чего там. Давайте шесть штук.

Мировая не получилась. Стеганка сложила в кулек пирожки, отсчитала сдачу и удалилась с видом оскорбленной добродетели, толкая перед собой тележку.

— Ну и народ пошел! — он возмущенно пожал плечами. — Слова никому не скажи.

— О чем это вы? — поинтересовалась она, доставая из кулька пирожок. — Такая оживленная беседа.

— О том о сем. Об Александре Меншикове, например.

— Ну и как?

— Фиаско. Толстой у общепитовцев не в почете.

— А «Звезда Востока»?

— Не спросил. Узнать?

— Не стоит.

— По-моему, тоже не стоит.

Она положила журнал на колени и стала перелистывать свободной рукой.

— В горле пересохло, — сообщил он. — Схожу за лимонадом.

Она кивнула, не поднимая головы.

Вернувшись с бутылкой и двумя бумажными стаканчиками, он встретил ее настороженно-внимательный взгляд.

— Что-то случилось?

— Тут твои стихи.

— А что в этом плохого?

— Ничего. Мог бы сказать раньше.

— Я их сам только что увидел.

— Я не о том. Мог сказать, что пишешь стихи.

— Милая! Не далее, как вчера, я пичкал тебя ими до одурения!

— Но ты не сказал, что они твои!

— Прости.

Он налил лимонад в стаканчик и протянул ей. Она поблагодарила кивком головы, отпила немного и поставила стакан на скамейку.

— По-моему, стихи хорошие.

— По-моему — тоже.

— Тебе уже говорили, что ты хвастун?

— Тысячу раз. — Он сокрушенно вздохнул. — А с меня как с гуся вода. Общество книголюбов чему угодно научит.

— Скажи, ты уверен, что ВОК действительно нужно книголюбам?

— Конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Хочу услышать мнение профессионала.

— Себя ты к ним не относишь?

— Разумеется, нет. — Она посмотрела на него, удивленно вскинув брови. — Я ведь новичок в этом деле. Без году неделя, как пришла в общество. Ты разве не знаешь?

— Нет.

Она улыбнулась.

— Ничего-то ты обо мне не знаешь.

— Узнаю, — заверил он. — Все еще впереди.

— Допустим. Ну и все-таки, какая от нас сегодня польза для книголюбов?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, хотя бы книги. Их сегодня приобрести не легче, чем «Коперник».

— А что это такое?

— Польская жилая комната.

— Мебель, стало быть?

— Гарнитур.

— Понятно. Так вот: тем, кому книги нужны для мебели, ВОК, очевидно, помогать не станет.

— Ну, а другим?

— Тем, кому книга действительно необходима, — да. В этом и заключается одна из задач общества. Книготоргу безразлично, к кому попадет книга. Им нужен план.

— А вам?

— Нам важно, чтобы книгу читали, а не выставляли напоказ в полированных шкафах.

— Далась же тебе эта мебель! Разве в ней дело?

— Нет, конечно. Дело в отношении к книге.

— Тебе не кажется, что вы беретесь не за свое дело? Есть правила советской торговли.

— Торговля торговле рознь! — возразил он. — А книгами вообще торговать не следует.

— Вот как?

— Да. Их надо распространять. Причем строго дифференцированно.

— Художественную литературу — тоже?

— И художественную.

— А детскую?

— Уела! — расхохотался он. — Детскую нет. Детская книга нужна всем.

— В чем-то ты прав, — задумчиво сказала она. — Приобрести хорошую книгу действительно стало проблемой.

— Еще какой проблемой! И кое-кто не прочь на ней поднажиться. Знаешь, сколько стоит на руках комплект всемирки?

— До сих пор жалею, что вовремя не подписалась. Теперь к ней не подступишься. Но это все мелочь.

— А что не мелочь? — удивился он.

— По рукам ходят уникальные древние рукописи. Из библиотеки Отрара. Из хранилищ академии шаха Мамуна. Тут уже не тысячами рублей попахивает, даже не десятками тысяч.

— И находятся покупатели?

— К сожалению, находятся.

— Но ведь это преступление!

— Конечно. Такие рукописи должны быть государственной собственностью.

— Дела… — задумчиво проговорил он. — Никогда бы не подумал…

— Послушай, — ужаснулась она. — Ведь тебе лететь?

Он невозмутимо вытер пальцы обрывком кулька.

— Ты не опаздываешь?

— Уже нет.

— Что значит «уже»?

— А это значит, что самолет давным-давно улетел без меня.

— Ты сумасшедший?

— Многие так считают.

Он вздохнул и закурил сигарету.

— Можешь ты объяснить толком?

— Толком нет. — Он взял бутылку и отхлебнул прямо из горлышка. — Пей лимонад. Понимаешь, я еще сам толком во всем не разобрался.

— С тобой невозможно разговаривать. Летишь ты или нет?

— Сегодня нет.

— А завтра?

— Видно будет. Тебе не терпится меня спровадить?

— Ты просто дурак!

— Покорно благодарю.

— На здоровье.

Она демонстративно уткнулась в журнал. Он продолжал курить, рассеянно поглядывая по сторонам. Прошла лотошница с тележкой, покосилась презрительно.

— Гражданочка! — крикнул он ей вдогонку. — Пара пирожков пропадает. Свеженькие. Может, примете со скидкой?

Стеганка ухом не повела.

— Чего ты пристал к человеку?

— Такой уж уродился. Ко всем пристаю. — Спазма перехватила ему горло, и конец фразы он произнес тихо, хриплым, прерывающимся голосом. — Видишь… и к тебе пристал…

Таким она видела его впервые.

— Послушай… — Она отложила журнал в сторону и взяла его за руку. — Я вовсе не хотела тебя обидеть.