Эмили Сувада - Этот разрушительный элемент [litres]

– Что?

Я замедляюсь и хватаюсь за стену, чтобы не упасть. Ноги горят, а перед глазами все расплывается. Не знаю, сколько я еще смогу продержаться.

Катарина прижимает руку ко рту, и ее глаза наполняются слезами.

– Я только что получила сообщение от Леобена. Он жив. Я думала, он умер.

– Н-ненадолго, – кашляя, объясняю я.

Она прижимает ладони к глазам, стараясь не расплакаться.

– Это… это так радует. – Катарина шмыгает носом и опускает руки. – Он сказал, чтобы мы отправлялись в парк.

Я оглядываюсь через плечо.

– Но там же солдаты «Картакса».

– Знаю, и не понимаю, зачем он об этом просит, но у нас все равно нет другого плана. Солдаты уже повсюду. Не думала, что их будет здесь так много.

Я стискиваю зубы и несусь обратно. Воздух атриума пропитан дымом, а в парк с разных сторон стекаются генхакеры. Солдаты в черных костюмах группами перемещаются по атриуму, хватая людей и прижимая к их шеям флаконы с сывороткой. Катарина права – здесь собралось несколько сотен солдат. Вот только это не солдаты.

Дакс говорил, что именно мирные жители бункеров призывали к войне. И он опасался потерять над ними контроль. Но, похоже, ему удалось отыскать способ сохранить их верность. Мирные жители хотели напасть на генхакеров, и Дакс позволил им это.

Я смотрю на солдат. В движениях некоторых из них видна военная подготовка, но под большинством бронированных костюмов скрываются мирные жители. Они больше не бунтуют, а вступили в ряды войск «Картакса». И теперь армия противника настолько большая, что их невозможно победить. Некоторые из генхакеров Энтропии пытаются им сопротивляться, но у них ничего не выходит. Люди «Картакса» зачищают коридоры, за считаные секунды сгоняя жителей города в атриум.

Это не битва и даже не вторжение. Это полное уничтожение.

– Я не понимаю, куда нам идти, – отступая назад, говорю я.

Лихорадка усиливается, и к горлу вновь подкатывает тошнота. Я хватаюсь за стену, чтобы не упасть, а затем осматриваю парк и замечаю в самом центре Руза и Рейн. Их вместе с десятком генхакеров солдаты «Картакса» сгоняют на открытое пространство. На коже Руза с серебристыми прожилками виднеется кровь, а на побледневшем лице отражается отчаяние, но он не пытается убежать или спрятаться. Он делает то, что, по словам Новак, должны делать лидеры. Стоит рядом со своими людьми, когда они падают.

Рейн встречается со мной взглядом поверх толпы как раз в тот момент, когда очередная группа солдат выбегает из коридора в парк.

Солдаты не стреляют в людей, предпочитая накачивать их наркотиками и заточать в стеклянные тюрьмы, но тут же вскидывают винтовки, когда Рейн целится в них. Ее пуля пролетает мимо, но один из солдат открывает ответный огонь.

Время замедляется. Рейн отшатывается назад, а из-под соединенных на ее груди пластин растекается кровь. Увидев, как она падает на колени, а затем заваливается на землю, я выскакиваю из коридора и несусь по парку.

– Цзюнь Бэй, нет! – кричит Катарина мне вслед.

Но я не останавливаюсь. Я уже однажды подвела Рейн и ни за что не сделаю этого снова. Камни, усеивающие парк, врезаются мне в ноги, когда я выбегаю на открытую площадку и, добравшись до Рейн, опускаюсь на колени.

Солдаты выкрикивают приказ опустить оружие. В серебристых глазах Руза отражается безумие, когда он переводит взгляд с солдат на меня и обратно. Я прижимаю руки к груди Рейн и надавливаю на рану. Ее глаза закрыты, и мне трудно сказать, насколько серьезно ранение. Но я не позволю ей умереть.

– Нужно уходить! – кричит Катарина.

Она добежала за мной до открытой площадки, но резко останавливается и поднимает голову верх, когда воздух наполняет скрежет. Так открываются взрывозащитные двери, ведущие на поверхность. Над нами появляется ночное небо, а стены атриума резонируют из-за возникшего гула.

С вершины горы на нас опускается «Комокс». Его прожектор проносится по парку, пока не останавливается на мне и Рейн. Солдаты замирают. А я прижимаюсь к груди подруги, щурясь от яркого света. Как же вовремя прилетел этот «Комокс». Я бы могла погрузить в него Рейн и остальных, чтобы мы могли выбраться отсюда. Вряд ли в нем больше десятка солдат. Так что я могу попытаться убить их «Косой». Но после этого на моих руках окажется еще больше крови.

Катарина смотрит мне в глаза, и я понимаю, что наши мысли совпадают. Да, это война и на ней умирают люди, но мы должны найти другой способ победить. Должны остановить это сражение, не отнимая чужих жизней.

Нет смысла бороться за будущее, если ты не сможешь жить с тем, что сделал ради его достижения.

Но чувствуя на руках кровь Рейн и слыша ее судорожный вдох, я готова вступить в бой.

Я посылаю импульс из манжеты, сосредотачиваясь на панелях людей в «Комоксе». Он опускается все ниже, и ветер, поднимаемый его винтами, взметает мои волосы.

– Подожди! – кричит Катарина. – У него какие-то странные сигналы.

Мое сердце пропускает удар, когда мне удается разглядеть его ветровое стекло.

– Потому что он не принадлежит «Картаксу».

Облако пыли и выжженной травы поднимается в воздух, когда «Комокс» приземляется неподалеку от нас, а его дверь с шипением отползает в сторону. Трап опускается на землю, и в проеме появляется женщина с алыми волосами и винтовкой в руках.

– Вы идете? – кричит Новак.

Она выпускает автоматную очередь, чтобы отогнать подальше солдат в черной броне, а затем бросает дымовую гранату.

Леобен, сидящий в кресле пилота, машет нам рукой из кабины «Комокса».

– Тащите сюда свои задницы! – кричит он.

И нам не нужно повторять дважды. Мы с Рузом подхватываем Рейн и мчимся к квадрокоптеру, прикрыв глаза от пыли и песка, поднимаемых ветром. Новак хватает меня за запястье, помогая забраться в грузовой отсек следом за остальными генхакерами.

– Ты жива, – выдыхаю я.

– Я крепче, чем кажется, – ухмыляется она. А затем захлопывает двери «Комокса». – Уноси нас отсюда, Ли!

«Комокс» вылетает сквозь взрывозащитные ставни Энтропии навстречу ночи, оставляя внизу продолжающих сражаться солдат «Картакса» и генхакеров. Когда я смотрю на их противостояние, в желудке поднимается чувство вины от того, что мы сбегаем оттуда. Скоро всех жителей Энтропии засунут в такие же резервуары, из которого всего несколько минут назад выбралась Цзюнь Бэй. А ведь подобное может происходить по всему миру. Да, людей не убивают, но от одного взгляда на то, как их насильно погружают в кому, меня охватывает ужас.

Должен быть способ преодолеть все разногласия, разрывающие этот мир на части.

Я прижимаю руку к стене «Комокса», чтобы удержаться на подкашивающихся ногах. Я не собираюсь рассказывать Цзюнь Бэй о боли, раскалывающей череп, или статике, покалывающей кожу, с тех пор, как она вырвалась из резервуара. Имплант скоро не выдержит, но она, в отличие от меня, не чувствует этого. А значит, Дакс оказался прав – если имплант сломается и две половинки мозга соединятся, пострадаю от этого именно я.