Песах Амнуэль - Млечный Путь, 2016 № 02 (17)

Ли угрюмо замолчал, ожидая продолжения тирады. Он догадался, о чем пойдет речь, и не надеялся, что родители посмотрят на ситуацию сквозь пальцы, скорее, просто хотел купить себе несколько спокойных недель, чтобы никто не лез к нему в душу.

Он мог стоять на ушах, разгромить дом или превратить его в бордель, начать колоться героином, бросить школу, обрюхатить половину одноклассниц или податься в террористы, родители бы ни о чем не догадались, но это…

Он почувствовал себя на поводке и знал, что ошейник сейчас начнет затягиваться.

— Успокоился? — осведомился отец сухо.

— Да! — огрызнулся Ли.

— Тогда объясни, почему ты перестал ходить к доктору Льюису?

— А, так этот козел успел на меня нажаловаться? Я так и знал! — рассмеялся Ли безрадостно. — Ябеда-корябеда-турецкий барабан!

— Почему ты перестал к нему ходить? — повторил отец терпеливо.

— Он ко мне приставал. Лапал меня. Показывал детское порно. Мам! — гаркнул он во всю мощь легких, чтобы мать его услышала. — Мам, доктор Льюис пытался ко мне в трусы залезть! Не заставляй меня к нему возвращаться. Мамочка, пожалуйста! Тебе меня совсем не жалко?

Шум, суета, сбивчивая речь, сердечный приступ, инфаркт, инсульт, два окоченевших трупа на мраморном полу консульства…

Но никакого шанса на подобный счастливый исход, конечно же, не было.

— Мы тебе не верим, — произнес отец ледяным тоном, — ты врешь.

— И почему ты так считаешь?

— Потому что ты уже это делал, Ли. Послушать тебя, все они пытались до тебя домогаться. Первый раз мы тебе поверили. Помнишь судебное разбирательство?

— Помню-помню, — осклабился Ли, — было чертовски весело слушать, как тот идиот оправдывается.

На том конце трубки приглушенно выругались сквозь зубы, и Ли представил, как папаша раскалился добела и сейчас взорвется, эх, мечты-мечты.

— Значит так, — выдохнул тот, собирая остатки самоконтроля, — собирай вещи и немедленно вылетай к нам. Со школой я договорюсь, билеты закажу, паспорт у тебя есть. Будешь учиться здесь.

— Нет! — запаниковал Ли, заметавшись по комнате и судорожно пытаясь сообразить, что делать дальше. — Я не хочу, я не поеду!

— Один ты жить не можешь.

— Могу!

— Мы с самого начала не должны были тебя оставлять, но ты устроил такой скандал, что мы решили…

— Пап, пожалуйста, не надо! — крикнул Ли, впервые по-настоящему испугавшись, что ему придется расстаться с Крис. — Не заставляй меня!

— Твое поведение недопустимо. Мы не можем тебе доверять, сын.

— Я не хочу к вам ехать!

— Мысль о том, чтобы с нами жить, так ужасна?

Ли уловил в отцовском голосе что-то очень горькое, как будто тот силой пытался пропихнуть ему в рот листок алое и заставить проглотить, мол, смотри-ка, сын, мы тоже настоящие живые люди, у нас тоже чувства есть. Но Ли плевать хотел на их чувства, а настоящими родители уже быть для него не смогут, тю-тю, поезд ушел, пароход уплыл с причала.

«Я что угодно сделаю, но к ним не поеду! Тогда не поехал и сейчас Крис не оставлю, сейчас — тем более».

Но исходить криком, выдавать ультразвуковые вопли, биться головой о стену, расцарапывать себе лицо — такая манипуляция второй раз не сработает, да и вырос он уже из детских припадков. Тут нужно что-то другое, лучше всего похныкать немного, а, главное, дать им то, чего они хотят, черт с ними, пусть воображают, что его одолели, и все это послужит ему уроком…

Он закрыл глаза, вдохнул глубоко-глубоко, опускаясь на дно за своей утонувшей размеренной рассудительностью, зажал ее в кулаке и поплыл наверх.

— Эта мысль вовсе не ужасна для меня, папа. Не стоит так плохо обо мне думать, — заговорил Ли, неспешно растягивая слова. Он прекратил нарезать по комнате круги, уселся на кровати и начал слегка раскачиваться, чтобы быстрее успокоиться: — Я просто не хочу бросать все, что у меня здесь есть, школу, учителей, друзей, свою новую девушку, она така-а-ая классная… У меня своя жизнь, папа, уверен, что ты понимаешь, как сложно мне будет начинать заново в незнакомом месте, тем более, это продлится всего пару месяцев, а потом вы опять переедете куда-нибудь, в Париж, в Торонто, в Арабские Эмираты…

Он раскачивался из стороны в сторону маятником в замедленной съемке, и его голос качался вместе с ним. Люди поддаются гипнозу, потому что хотят в него верить.

— А как переезд повлияет на мои занятия? Другая программа, другие задания, другой подход, и неизвестно еще, насколько хороший. Что если в новой школе окажется слабый уровень обучения? Не хотелось бы скатиться вниз.

Отец завороженно слушал.

— И наконец, здесь я здоров и бодр, а в жарком, влажном, душном климате у меня наверняка возобновятся головные боли. Или того хуже, — он сделал многозначительную паузу. — Вдруг будет новый приступ, а? Я не могу гарантировать стабильность своего состояния в стрессовой ситуации. Я перемен не выдержу. Уверен, что в Гонконге меня снова накроет.

И финальный ход.

— Прости, что я на вас с мамой накричал. Вы меня резко разбудили, я и сорвался, понимаю, некрасиво вышло, мне очень стыдно.

Он остановился, чтобы перевести дыхание, и расплылся в широкой улыбке, слыша размеренное дыхание отца. Тот дышал с ним в такт. Удалось!

— И я обязательно вернусь к доктору Льюису, — заключил Ли громче и четче, выделяя фразу решительным росчерком. — Обещаю, даю честное слово. Верь мне.

«Я Доктор», — едва не добавил он фразу из сериала и закусил губу, чтобы не прыснуть.

Тонкий голосок гадко хихикнул в его голове, но Ли его почти не расслышал.

Получив благословение на то, чтобы остаться, заверив родителей в вечной любви, преданности и трехразовом питании, он отключил телефон и рухнул на подушку, захлебываясь смехом:

— Боже, какие идиоты! Поверить не могу.

Проклятый разговор продолжался слишком долго, пора было собираться в школу. Но вставать ужасно не хотелось, и он с удовольствием потянулся, сладко зевнул, закутался в одеяло и остался нежиться в постели, в теплом защитном коконе из своих мыслей и воспоминаний о недавней ночи, в мечтах о будущих ночах.

Ехать никуда не придется, он останется в доме один, но не будет при этом одинок.

— Я никому не позволю нас разлучить, — поклялся он, ласково проведя рукой по высохшему, почти не различимому пятну на простыне, но он различал его, различал… — Никому.

2

— Устраивайся удобнее, — предложил очень вежливый человек очень доброжелательным тоном, указывая на глубокое кресло, — можешь забраться с ногами, если хочешь.

Ли хотелось, но он уселся на самом краешке с настороженностью зверя в засаде и держал спину так прямо, как будто она была закована в гипсовый корсет.

Вольготно разваливаться в этом кресле, перед этим пристально разглядывавшим его человеком было ни в коем случае нельзя.