Песах Амнуэль - Млечный Путь, 2016 № 02 (17)

Однажды утром мертвым в собственной постели обнаружили сына раджи. Это был в высшей степени достойный молодой человек — умный, образованный, воспитанный. Его убили совершенно зверским образом, тело жестоко изуродовали. Но самым ужасным было то, что у юноши отрезали обе руки.

Смерть сына чуть было не свела раджу в могилу. Но я лечил и прилежно выхаживал владыку — до тех пор, пока не направил его организм по пути исцеления. Лишь затем я взялся за расследование чудовищного преступления. Свое следствие проводил в тайне, не делясь предположениями, умозаключениями и уликами ни с раджой, ни с его придворными. Лишь, когда работа была сделана, я представил оправившемуся владыке письменный отчет, где раскрыл обстоятельства и способ, которым было совершено убийство. Проведенный анализ недвусмысленно указывал на преступника. Им мог быть только Неранайя.

Раджа, ознакомившись с отчетом, тут же приказал схватить малайца и хотел тотчас же казнить — подвергнув медленной мучительной смерти. Он рассказал мне, как преступник будет казнен. Процедура, которую он описал, была настолько жестока и отвратительна, что я взмолился и попросил просто расстрелять негодяя. Раджа, видимо, движимый благодарностью ко мне, немного поостыл и повелел прежде допросить убийцу. Неранайя поначалу все отрицал, но поняв, что раджа непреклонен и судьбу не изменить, отбросив всякую сдержанность, принялся безобразно кривляться, скалить зубы, глумиться и смеяться над несчастным отцом и, наконец, признался в убийстве, заявив, что смерти совсем не боится. Тем более, будучи уверенным, что ее не миновать.

Раджа сказал, что окончательный вердикт он вынесет на следующий день, а утром сообщил о своем решении: жизнь малайцу он сохраняет, но повелевает подвергнуть ужасной экзекуции — сначала молотками ему раздробят колени, а потом переломают и остальные кости на ногах. При этом я должен следить, чтобы преступник оставался в сознании, а после — ампутировать конечности, оставив лишь короткие обрубки.

Это было отвратительно, но я выполнил возложенные на меня обязанности. Полагаю, сделал даже больше, чем требовалось: мне пришлось выхаживать мужчину, поскольку он был очень плох и несколько недель балансировал на грани смерти. Все это время раджа ни разу не видел его и не справлялся о состоянии до тех пор, пока я (что, разумеется, входило в обязанности врача) не сообщил, что жизнь Неранайи более вне опасности, он пришел в себя и поправляется. Мое сообщение оказало на владыку поразительное воздействие: до той поры он был совершенно погружен в себя и ничто его, казалось, не интересовало, и вот теперь взгляд его прояснился и былая энергия вернулась.

Раджа жил в изумительном дворце, но описывать его не буду, потому что для дальнейшего повествования в том нет нужды, расскажу только о главном зале. Это было огромное помещение с высоким сводчатым потолком, с полом, инкрустированным полированным камнем. Внутрь свет проникал сквозь витражи, вмонтированные в крышу, и высокие окна на одной из стен. В середине зала находился фонтан — большой и красивый. Из центра столбом изливалась главная струя, а вокруг нее устремлялись ввысь струи поменьше. Был еще и балкон. Галереей он опоясывал одну из стен и расположен был точно посередине между потолком и полом. Попасть на него можно было, поднявшись по лестнице снизу или через дверь из внутренних покоев на верхнем этаже. Даже в самые жаркие летние дни и ночи там всегда царила восхитительная прохлада. Это было любимое место раджи, и самые душные ночи он проводил обычно там — для этого слуги специально выносили на балкон кровать господина.

Зал был избран местом вечного заточения для Неранайи; здесь должна окончиться его жизнь — никогда более не доведется ему взглянуть в синее небо, и мирская суета не коснется его. Для человека вроде него — нервного, беспокойного — такое положение было хуже смерти. По приказу раджи для заключенного устроили специальный загон — круглую металлическую корзину около четырех футов в диаметре. Ее установили на возвышении, примерно футах в десяти над полом. Она покоилась на четырех тонких железных ножках и стояла на полпути между фонтаном и балконом. У корзины были стенки — тоже металлические — около четырех футов в высоту. Верх оставили открытым — чтобы слуги могли ухаживать за ним, поить и кормить. Таково было узилище малайца. Круговую ограду устроили по моей просьбе: хотя человек этот и был лишен всех четырех конечностей, но я опасался, что он может еще что-нибудь придумать — если не другим, так себе на погибель. Забраться к заключенному наверх можно было по раздвижной лестнице — ею слуги и пользовались.

По упомянутой лестнице преступника водворили в узилище. И вот, когда тот оказался в клетке, раджа вышел на балкон-галерею, чтобы посмотреть на него. После экзекуции хозяин сделал это впервые. Не только слугам, но и Неранайе тяжело дался подъем — беспомощный, он лежал навзничь на полу своей клетки и тяжело дышал. Но, едва заслышал знакомые шаги, принялся корчиться всем туловищем, подталкивая себя к прутьям — до тех пор, пока не уперся в них затылком. Теперь он мог видеть своего врага. И вот они смотрели друг на друга. Узрев обрубок, суровое лицо раджи поначалу побледнело — возможно, жалость шевельнулась в его душе. Но через мгновение он совладал с эмоциями, и взгляд его сделался прежним: жестким, даже жестоким. Что касается Неранайи, глаза его горели по-прежнему: в них читались злоба и ненависть. Он задыхался от гнева, тонкие ноздри трепетали. Пока он боролся со смертью и выздоравливал, борода и волосы иссиня-черного цвета изрядно отросли. Они придавали и без того неприятному лицу прямо-таки зловещее выражение.

Раджа скрестил руки на груди и смотрел вниз. Что и говорить! — картина была ужасная — полная мрачного и трагичного пафоса. И все это проделано по его приказу. Мог ли он заглянуть в душу этого дикого, отчаянного сердца, увидеть и понять, что за первобытные страсти бушуют в нем, ощутить накал чувства — бессильного, но свирепого, измерить жажду мести, глубже которой лишь бездны ада! Глаза узника безумно сверкали, грудь высоко вздымалась — он задыхался от ярости; затем — голосом, к удивлению, ясным и сильным, который гремел гулким эхом по всему пространству, в сторону раджи потоком понеслись ужасные проклятия. Неранайя проклинал мать, что зачала раджу; пищу, что питает его; богатства, что принесла ему власть; он проклинал его, взывая к Будде и его мудрецам, заклинал солнцем, луной, звездами, сушей и горами, океанами и реками, всем живым на свете; проклял голову, сердце и чрево; клял самыми грязными словами, призывая болезни и бесчестье; называл плутом, дураком, зверем, самым последним из последних трусов.