Джеймс Ганн - Бессмертные [сборник litres]

– Они ведь не все мутанты, – запротестовала Джорджия. – Нужна особая комбинация рецессивных генов…

– Опять двадцать пять? – возмутился Малачи.

Джорджия залилась румянцем и притихла.

– Я уже упоминал историю о подкидыше эльфов, – продолжил Малачи. – Сейчас самое время ее рассказать. Каждый ребенок на определенном этапе жизни втайне надеется, что на самом деле он принц, принцесса… или мутант, а вовсе не дитя своих родителей. Считайте, что ваша дочь, президент Гастингс, является наглядным тому примером. Каждый мнит себя выше других, и любой, дай ему хоть полшанса, ухватится за мысль, что он принадлежит к высшей расе. Как только это убеждение укоренится, его ничем не сломать. Подтверждение тому вы можете найти в художественной литературе, прочитав древнюю работу «Рожденные звездой» человека по имени Г. Дж. Уэллс.

Все присутствующие, за исключением Малачи Джонса, необыкновенного страхового агента, выглядели потрясенными.

– Скорее всего, вам долго еще будет досаждать поголовная мания величия, – заметил Малачи, – однако это гораздо лучше того, с чем вы имели дело до сегодняшнего дня.

Обмен взглядами был острожным, хотя вселял надежду.

– Тогда пусть это послужит уроком для будущих благоприятных мутаций, – заключил Малачи. – Здравый смысл говорит: самый эффективный принцип выживания зиждется не на замалчивании, а на внимании общества.

Ренд заворочался, поморщился, пошамкал опухшими губами, дотянулся руками до окровавленной головы и с трудом открыл правый глаз, над которым нависала шишка. Увидев заботливо склонившееся над ним лицо, вздохнул и с блаженной улыбкой вновь погрузился в сон.

– Одного я так и не пойму, – сказал Ренд на расстоянии двух с половиной световых лет от Новой Земли, – а что, если они и вправду мутанты?

– Ваш собственный опыт с Джорджией, – ответствовал Малачи, – должен убедить вас в том, что теперь, когда сегрегации изгоев пришел конец, сохранить чистоту мутаций уже не получится. Умные юноши вопреки законам логики увлекаются глупыми молодыми женщинами, а умные молодые женщины отдают сердце… ну вы понимаете…

– Все в порядке, Малачи, – усмехнулся Ренд. – Вам не удастся меня оскорбить. По крайней мере, сейчас.

Он пересек салон и вернулся к прекрасной девушке с лицом цвета сливок на фоне черного кофе.

Малачи проводил его взглядом, качая головой и улыбаясь.

– Этой вселенной недостает вовсе не разума, – сказал он сам себе, – а здравого смысла.

В 2:30 пополудни в понедельник, 21 октября 2055 года, я стал ненормальным.

Я ушел с работы на час раньше. Позвонил начальнику отдела и объяснил, что плохо себя чувствую. Не то чтобы я солгал, но настолько приблизился ко лжи, что нервно ерзал на стуле, глядя на экран.

Мне действительно сделалось нехорошо – только все это происходило у меня в голове.

Начальник смотрел проницательным взглядом. Звали его Форман. На темном лице топорщились черные кустистые брови, почти сросшиеся на переносице. В начальники он выбился всего год назад. Если бы на свете существовала такая вещь, как неприязнь, то я бы описал этим словом свои к нему чувства. Он умел одним взглядом напрячь мне спину и сдавить горло – довольно странный талант для руководителя.

При этом Форман обладал способностью анализировать характер, поэтому и стал начальником, а не статистиком 1-го разряда, как я.

– Когда вы в последний раз посещали своего аналитика? – спросил он.

– Пять лет назад, – ответил я.

– Очень давно, Норм, – с благожелательным сочувствием произнес Форман. – Наверное, что-то психосоматическое.

– Ничего подобного! – вспылил я, чувствуя, как кровь, ускоряясь, бежит по жилам и лицо охватывает жар. – Меня воспитывали по науке, точно так же, как и вас.

Он намеренно использовал отвратительное слово – явно хотел вызвать шок, и моя реакция подтвердила спонтанный диагноз.

– Разумеется, Норм, – утешительным тоном изрек он. – Как и всех остальных. Хорошо, пусть я старый осторожный дурак, только сходите к аналитику и успокойте меня. Договорились?

Ну вот, другое дело. Это приказ, и я, конечно же, обязан подчиниться.

– Договорились, – буркнул я, не дав начальнику уточнить, к какому аналитику и когда.

Сидя в одиночестве в своем кабинете, я дождался, пока опустеет общественное помещение, торопливо прошел к двери и автоматически нажал табельные часы. Мой ранний уход отобразится в статистике, но впервые в жизни меня не тревожило, отклонился я от нормы или нет.

Норм отклонился от нормы, подумал я и рассмеялся, довольный. С самого детства я так не смеялся, поэтому так же неожиданно и перестал. Плохой знак. Смех зиждется на удивлении и обманутой надежде. Ни первому, ни второму нет места в хорошо упорядоченном мире или у высокоорганизованной личности.

Я прошел через общественный холл к ожидающему лифту и остановился как вкопанный. В кабине стоял невысокий полноватый человек средних лет с густыми коротко стриженными волосами, подернутыми сединой. Его явно огорошило мое вторжение в частное пространство, однако он быстро взял себя в руки.

Промямлив извинения, я отступил было назад, но он мягко произнес:

– Постойте, дружище…

Я остановился.

– У вас проблемы, дружище, – продолжил он с бесстрастной любезностью в голосе. – Обратитесь к аналитику! Не ждите еще двадцать четыре часа! Пожалуйста, проходите!

Потрясенный его великодушием, я принял приглашение и в полной тишине спустился вместе с ним на общественный этаж. На прощание он протянул мне клочок пожелтевшей плотной бумаги и загадочно произнес:

– Если жизнь не ладится, обращайтесь к Энди – справимся.

Когда седеющая шевелюра растворилась в толпе, я посмотрел на бумажку:

ЭНДРЮ К. РЕДНИК

Аналитик-фрилансер

и

общественный мозгокопатель

Пожав плечами, я смял визитку и поискал глазами общественную урну. Вокруг не было ни одной, поэтому я сунул бумажку в карман и забыл о ней; меня заботили другие, более важные дела.

Я принял общественное выражение лица и слился с толпой, проходящей мимо Статистического центра. Улица, конечно, общая, там ни у кого нет права на невмешательство в частную жизнь. На улице мы все безликие.

В потоке людей я славировал в метро и доехал до дому, как полагается: руки сложены на груди, на глазах – затемненные очки, взгляд прикован к воображаемой точке над головой самого дальнего пассажира. Мысли причиняли мне неимоверные страдания.

Я был статистиком 1-го разряда. Это хорошая должность, меня она вполне устраивала. Еще бы. На ежегодном Экзамене меня, как и всех остальных, проверяли, присваивали разряд и назначали на должность. Статистик 1-го разряда – идеальное место для человека с такими, как у меня, умственными способностями и психологическим профилем.