Сергей Грушко - Восставшее поколение

— А то и дней десять. Они после болезни не смогут идти быстро.

— Опасно.

— Еще опаснее, если кто-то заболеет малярией. А представь, если двое, трое? С этой гадостью не шутят.

Руслан немного помолчал, обдумывая услышанное:

— Согласен.

На следующий день подул сильный ветер. Он нес мелкие частицы пыли и песка, которые попадали в глаза и даже мешали нормально дышать. Разразилась настоящая песчаная буря. Она бушевала около суток. «Тигрис», на сколько могли, затащили на берег, чтобы ее не сильно побило волнами.

После бури, когда море успокоилось, пришел черед попутного ветра, и лодку со всем экипажем понесло на запад. На приличной скорости проскочили уже знакомый рукав дельты. Лодка вошла в длинный залив, левый берег которого представлял собой сплошные заросли тростника, а правый — все тот же лес. Берега все сужались, и наконец лодка приблизилась к устью еще большего рукава дельты, заросшего лесом. На юг уходила протока, по берегам которой лес был не такой густой. Направились по ней, хотя это направление было почти против ветра. Однако ветер скоро ослаб, а в протоке чувствовалось небольшое течение, поэтому идти по ней было не слишком тяжело. Через несколько часов выбрались из этого безумного лабиринта и опять оказались в открытом море. На запад уходил залив, чье дальнее побережье было покрыто кустарником. Его южное побережье казалось почти пустынным. Ветер снова стал попутным, и «Тигрис» помчалась вдоль северного берега залива.

— Причаливаем? — Руслан указал на устье крохотной речки.

— Да, вон туда, к пляжу, — Андреич принялся разворачивать лодку.

Руслан с Денисом провели быстрый осмотр берега и вернулись с хорошей вестью — ничего опасного замечено не было.

Больные заметно пошли на поправку недели через три; серьезные приступы прекратились раньше, но временами еще подскакивала температура.

— У меня нет уверенности, что это наша обычная разновидность малярии. Возможно поэтому последствия болезни оказались не такими страшными, как я ожидал. А может и не малярия это вовсе, — Андреич стягивал жилами куски выделанной кожи, мастеря новый жилет, и беседовал с Вовкой. — Легко, можно сказать, отделались. Только похудели и ослабли. Ничего, отъедитесь. Будете как огурчики. Нигде не болит? Не покалывает? Печень там, почки?

— Да нет вроде.

— Ну и отлично.

— Я уже стал комаров бояться. Как услышу ночью жужжание, хочется укрыться с головой и не высовываться.

— Это нервы. Пройдет.

Андреич посмотрел на манипуляции сидящего рядом Дениса, который пришивал подошву к своему изделию:

— Не мельчи. Все равно крепче держаться не будет. Боже, что у тебя на голове? Когда тебя стричь будем?

Денис вздохнул:

— Андреич, я вот все хотел спросить.

— Давай, не стесняйся.

— Вот тогда, десятого мая, во время заброски вы же все голые были?

— Да, абсолютно. Все лишнее на теле увеличивало опасность серьезных, даже смертельных, ожогов.

— И вот вы, триста шестьдесят молодых людей, вдруг оказываетесь полностью голыми и безоружными совсем в другом мире, зная, что назад, в ваш привычный мир дороги нет.

— Ну?

— Как у вас в тот момент было с нервами?

— Ты имеешь в виду, было ли страшно?

Денис кивнул.

— Нет, страшно не было, мне точно. Было ощущение причастности к чему-то грандиозному. К рождению нового мира. Близко к эйфории, ну ты понимаешь. И еще у нас была инструкция. Мы знали, что делать. Действия при заброске отрабатывались много раз. Мы не стояли на месте, а отбегали от точки появления, парами. Мужчины формировали широкий внешний круг. Женщины должны были искать и подносить им то, что хоть как-то могло использоваться для защиты. Даже времени бояться не было. Все были в напряжении, при деле.

— А потом? Потом, когда все уже успокоились и ясно осознали, что произошло? Что вы никогда больше не увидите родителей, родственников и друзей?

— Ты знаешь, нас отбирали уже таких, тех, кто так или иначе хотел удалиться от этого мира и состоял в разных специфичных группах и общинах — родовых поместьях, экопоселениях, исторических и реконструкторских клубах. Насколько я понял, только людей с ярко выраженными религиозными взглядами не брали и эзотериков всяких.

— Кого-кого?

— Ну таких, как наш Иосиф.

— А он тогда почему попал сюда?

— Он раньше не был таким. Это у него потом крыша съехала: Сурож, сакральное место, особая энергетика, все такое. Он был из экопоселенцев, откуда-то из Краснодарского края. Хотя всегда интересовался разными там рунами, оберегами, заклинаниями.

— А то, что все голые вокруг, не смущало?

— Ха-ха, парень, в первые минуты не до смущения было. Мы не друг на друга пялились, а внимательно смотрели, чтобы нас хищники не слопали. А потом юбки и накидки из травы сделали. Но еще раньше сандалии и головные уборы сплели. Это было гораздо важнее.

Глеб повернулся на своей лежанке к разговорившейся компании и сел:

— Отец мне рассказывал, что для заброски готовили больше людей.

— Да, на десять пар больше. На всякий случай, вдруг кто заболеет или откажется.

— А кто-то отказался?

— Нет. И вы же знаете, это был третий подход. Первые два оказались неудачными, или тренировочными, не поймешь. Нам каждый раз было непонятно, получится заброска или нет. Мы все очень хотели сюда попасть, хотя и понимали, что останемся в параллельном мире навсегда.

— Он вправду параллельный?

— Бог его знает. Схоже все: география, климат, звездное небо, растения, животные, их ДНК. Только вот нет человека и результатов его деятельности.

— Но теперь мы знаем, что здесь есть люди — гельды.

— Да, и это скорее хорошая новость.

— Почему?

— Хотя бы потому, что этот мир не запрограммирован на существование без человека.

— Что? — встрепенулся Денис. — Не понял. Ты говоришь о каком-то запрете на то, чтобы здесь жили люди?

— Не о запрете. О здешних особенностях. Было предположение, среди кучи других, что в истории этого мира есть, или скорее было, какое-то препятствие для появления человеческих существ. А раз так, то может нам или нашим потомкам здесь тоже будет небезопасно.

— Кто мог создать такое препятствие? — Вовка смотрел на Андреича широко раскрытыми глазами.

— Почему сразу «кто»? Не обязательно это результат чьего-то умысла. Может быть это такие природные особенности — особая радиация, не знаю, гравитация, воздействие других параллельных миров, что угодно.

— Мне батя говорил, — после небольшой паузы негромко произнес Глеб, — что это заповедник для сохранения природы прежнего мира, и что когда в старом мире люди уничтожат друг друга и вообще все на земле, отсюда туда будут забрасываться животные и растения, чтобы все могло восстановиться.