Гэвин Смит - Бладшот [litres]

Хартинг молча взирал на него, мимоходом отметив, что от досады смял пальцами край металлической столешницы.

– Чего сидим? Конец разговору, – подытожил Джемисон, кивнув в сторону двери, которой Хартинг без промедления и воспользовался.

В гостиничное окно, крадучись, проник первый утренний луч. Гаррисон, вздрогнув, проснулся, вскинулся, повернулся набок. Бросив взгляд на подушки, он обнаружил, что Джины рядом нет. Охваченный иррациональной паникой, неуместной в этой жизни оперативной паранойей, он поспешил сесть и принялся оглядывать комнату, пока не нашел на прикроватном столике записки.

«Отправилась раздобыть нам завтрак, скоро вернусь» , – сообщали строки, наскоро нацарапанные на обороте счета.

Бритье Гаррисон полагал одним из столпов, краеугольных камней цивилизованной жизни. Вдруг из соседней комнаты раздался шум, заставивший его замереть. Всего-навсего тихий щелчок. Такой тихий, что вполне мог ему просто почудиться.

– Джина?.. – окликнул он, однако в этом звуке чувствовалось нечто вороватое, совсем не похожее на Джину, даже если б она старалась двигаться тише, чтоб не будить его.

Покосившись влево, Гаррисон дотянулся до зеркала и развернул его к распахнутой двери, ведущей из окутанной паром ванной комнаты в гостиничный номер.

Движение. Приглушенный треск очереди… только звук необычен. Стреляли не пулями. Отраженное в зеркале, лицо Гаррисона треснуло под ударами усыпляющих дротиков, но сам он уже скользнул в сторону.

Первого заглянувшего в ванную Гаррисон рванул на себя и мертвой хваткой стиснул его горло. Когда в ванную с шумом ворвался еще один стрелок, Гаррисон, не выпуская первого противника, метнулся ко второму и врезался в него спиной. С разгона притиснув врага к запотевшему кафелю, он мрачно усмехнулся: в глазах первого стрелка мелькнул страх. Задыхающийся, умирающий, он осознал, что ошибся дверью, что вошел в комнату к дикому зверю. На лице самого Гаррисона застыла гримаса беспощадного бешенства. Оба незваных гостя принялись палить наугад, дротики со снотворным полетели куда угодно, только не в цель, не в Гаррисона. Ударив за спину локтем, он услышал страдальческий хрип; в надежде повредить дыхательное горло швырнул о стену того, которого держал за глотку, и, не давая атакующим опомниться, вонзил в обоих пару подвернувшихся под руку дротиков. Удар, другой – и первый стрелок упал. Второго Гаррисон отбросил на пол, сокрушив его головой унитаз.

Обоих хотелось убить – требовалось убить по всем правилам тактики: оставлять их живыми за спиной ни к чему. Глядя на них сверху вниз, Гаррисон видел множество способов это сделать, однако пробившаяся сквозь целеустремленную, сдержанную ярость наружу мысль: «Джина!» – заставила сорваться с места.

Выбежав в коридор, ведущий к стойке портье, Гаррисон врезался в рослого бородача. Не обращая внимания на сбитого с ног, он огляделся по сторонам, но Джины не обнаружил и устремился дальше, в холл.

Вдруг шаг его замедлился. Ноги повели себя как-то странно. Океан за стеклянной дверью отеля словно бы затянула мутная пелена. Ноги подались, подогнулись, точно резиновые, но Гаррисон знал: он должен бежать, должен найти Джину. Одна беда: ноги окончательно перестали повиноваться, а, упав на колени, далеко не убежишь…

– Эй, приятель, что с тобой?

Акцент. Европеец, а может, уроженец Восточной Европы – не разобрать.

Опрокинувшись на спину, Гаррисон уставился в потолок, не в силах даже поднять руки. Кто-то склонился над ним. Ага, это тот самый, рослый, которого Гаррисон сбил с ног в коридоре. Судя по безвкусной пестрой рубашке и шляпе – турист… но леденящий холод голубых глаз свидетельствует о чем-то ином. А это что за штука?

Стоило Гаррисону узнать в предмете в руках незнакомца автоматический шприц, весь окружающий мир разом исчез.

Кей Ти побросала в вещевую сумку кое-что из одежды и даже несколько вещиц личного свойства, скопившихся у Бладшота на сей раз, и, оглядевшись напоследок, увидела на столе монету – ту самую, памятную, ее подарок. Присев на койку, она взяла монету со стола, провела по кромке кончиком пальца. Нет, ее рассказ ложью не был. Когда-то эта монета кое-что значила для нее. Как и верность собственным принципам, и здорово поистертое, но мало кем понимаемое слово «честь». Теперь монета стала всего-навсего реквизитом. Еще одним способом манипуляции Бладшотом, еще одним средством склонить беднягу к выполнению воли Хартинга и его хозяев…

Кей Ти сжала монету в кулаке.

Хартинг с Дальтоном сидели перед огромным экраном главного монитора медицинского комплекса. Бладшот на экране бился, ворочался в койке: терзаемый кошмаром, мертвец – в который уж раз – вынужденно переживал худшие минуты своей ложной жизни.

Хартинг взглянул в сторону Эрика. По крайней мере, на сей раз техник от дела не отвлекался.

– Люблю я эту часть, – сказал Дальтон. – Вон, полюбуйтесь: даже во сне ничего не соображает.

Хартинг сдержал раздражение. После поездки в Мехико он все еще был жутко зол. Шеф местной резидентуры сказал свое слово, и вышестоящее начальство решило прислушаться к его рекомендации. Чему начальство Хартинга отнюдь не обрадовалось.

– С ним почти все, – сказал доктор. – Далее очередь за Кей Ти.

Он всей душой надеялся, что девчонка исполнит свою роль, как надо. Цикл пришлось ускорить: им удалось отыскать Бариса.

– А как же вы Бариса нашли? – спросил Дальтон.

Хартинг открыл было рот, но вместо него ответ дал Эрик.

– Когда здоровяк делал свое дело, Эйкс позвонил Барису на сотовый, – пояснил техник бывшему «котику».

Хартинг знал: Дальтону не по нраву, когда кто-либо называет Бладшота здоровяком. По разумению бывшего «котика», здоровяком, альфой в «Бензопиле» был именно он. Роль второй скрипки, уборщика да няньки при Бладшоте его несказанно злила, и это Хартинг прекрасно знал тоже.

– Вот ведь комик-любитель, – буркнул Дальтон себе под нос.

Аппаратура за их спиной зашипела, вкачивая в тело Бладшота жидкий хладагент, понижая температуру и приводя физиологические показатели к норме.

– Какой бы историей мне на сей раз воспользоваться? По-прежнему держаться тенниса? – спросил Хартинг, указывая на Эрика. – Или, может, крикет?

Эрик смерил босса взглядом.

– Ну конечно, чувак, я ж из Джерси… Но, если уж на то пошло, кое-какие мысли насчет сценария у меня есть, – отвечал техник.

Хартинг понимал: шутить с подчиненными не стоит. Шутки порождают дух неформальности, что, в свою очередь, ведет к излишнему панибратству, и вот результат: подчиненный называет его «чуваком»…