Кирилл Берендеев - Мир внутри

– И все-таки. Что случилось?

Он поднял голову, но смотрел не на нее, а сквозь, в окно, мимо одиноких прохожих, еще дальше, мимо сада и стены дома напротив, куда-то очень далеко. И, наконец, выговорил хрипло:

– Что-то страшное грядет. Я не говорил тебе, все молчал, молчал. Не могу больше. С каждым днем ближе, а ни защиты, ни спасения нет.

– Ты о чем?

Он оторвал взгляд от навязчивого видения. Потер лоб.

– Извини. Заговорился, устал. Вчера совсем запарился с Морозовым, едва уломал подписать бумаги. Ему и так вышка, а он – ни в какую. Не в его, дескать, это правилах.

Она отдернула руку.

– Зачем… зачем все это?

– А зачем твоим товарищам еще один «глухарь»? Те, кто убили Остапенко… из-за джинсов убили,… ведь кошелек даже не тронули, только джинсы стащить хотели, и то не успели. Тех мы не найдем. Шпана, маленькие подонки, группка завистников, увидели и решили взять. Всех их хватать можно, всех, на каждого что-то найдется… – он помрачнел. – Только не в этом дело. Дело в монетке твоей, – и он вынул из кармана гривенник. – Хорошо, что ты ее у бригады забрала. Им лучше не в курсе быть, что Остапенко Павел Андреевич так лопухнулся, когда сюда приехал. Хотя, он вообще человек был невнимательный.

Марина снова положила десять копеек на стол.

– Значит, из-за гривенника?

– Да, – Антонов неохотно кивнул. – Управление среагировало по стойке смирно. Все материалы пошли в дело, лишь бы спустить на тормозах, – он стукнул пальцем по краю монеты, та перевернулась на «решку» обнажив дату: 1986. – А пока я прокручивал фокус с Морозовым, ребята еще кое-что умудрились откопать. Еще одну монету.

Он снова полез в карман. Монета, явившаяся глазам Марины, была совсем ни на что не похожей. Маленькая, размером с двушку, достоинством же в пять копеек, на «решке» указан номинал, несколько смещенный в верхний правый угол, в левом находится какая-то невыразительная веточка; на «орле» – изображение Георгия Победоносца, надпись «Банк России» и несуразное число: 2000.

– Что же это? – тихо произнесла она, стараясь хоть внешне не показывать того страха, что внезапно закрался ей в душу. – Что же это?

– Их много таких, – сказал Антонов, – даже не десятки. Когда в 75-ом было обнаружено тело некоего человека, идентифицировать которого так и не смогли, погибшего по необъяснимой причине, никто не поверил увиденному. Сочли провокацией, дурной шуткой, чем угодно, но не истиной. А ведь были найдены фрагменты того самого устройства на месте трагедии, что и переправило их сюда. С ним до сих пор мучаются физики, уж больно сильно пострадало. Тоже, кстати, непонятно почему. Потом нашли одного выжившего, живущего в глуши, неподалеку отсюда, очень много знающего наперед, он занимался знахарством. Побеседовали с ним по душам, помогло немного, но вскоре обнаружили еще одного – диссидента. И еще вскорости. В 79-ом был отдел «А», который и поныне занимается подобными временными аномалиями. Три года назад его главою сделали меня.

– Ты не рассказывал.

– Говорю сейчас. Когда к власти пришел Андропов, мы получили разрешение, которого добивались и раньше – на использование психозондажа подозреваемых, и то в порядке эксперимента. Странно, но высшее руководство и тогда не верило, и сейчас по-прежнему сомневается во всем происходящем…

– А эксперимент? – спросила Марина.

– Эксперимент… не знаю, сказать, что прошел удачно… наверное, нет, но результат дал. Для проведения мы отловили пятерых, которые получили пятипроцентный раствор пентатала натрия и принялись говорить.

Услышав о наркотике, Марина зябко поежилась. Антонов не обратил никакого внимания на это, он внезапно вернулся в то официальное состояние, с которым и пришел в столовую. И снова точно читал по бумажке:

– Как выяснилось, у троих просто шарики поехали за ролики, их пришлось отправить в соответствующее учреждение, еще один оказался сотрудничающим с БНД. Но вот кассета пятого…

– Ты ее слушал?

– Нет. И никто не слушал. У нас в отделе, никто, – поправился он, – кроме психиатра, готовившего «сыворотку правды». Его тотчас перевели от нас подальше в Москву, не знаю теперь, ни где он, ни что он. Кассета пошла «наверх», кажется, кремлевских старцев она напугала до полусмерти. Ходили у нас разные слухи о том, что записано на ней, слухи самые невероятные и противоречащие в корне друг другу. Безумие какое-то. Всякий начальник с Лубянки, кто прибывал к нам, тут же вызывал меня к себе, делал квадратные глаза и под большим секретом лепетал что-то о тех неисчислимых бедах, которые, по его словам, вернее, по словам того, кто наговорил эту злосчастную кассету, буквально сотрут всю страну в порошок. Поэтому надо закручивать гайки на местах, надо крепить ряды и прочее и прочее в том же духе, выполнение доложите в недельный срок. Это самое главное….

А кассета и для нашего шефа и для многих кремлевских вождей и в самом деле была как термоядерная бомба индивидуального действия. Помнишь, наверное, как быстро они принялись покидать наш мир, особенно высокие службисты из безопасности и у нас, и в странах соцлагеря. Самоубийства, инфаркты, инсульты. Помнишь, конечно, и как крепили они ряды с позволения нашего шефа и закручивали гайки, пока генсека с Лубянки не доконал его собственный страх.

Он помолчал немного и продолжил уже иным тоном.

– После смерти Андропова нас хотели прикрыть. Но так и не решились, велели в качестве компромисса продолжать действовать, Но ни в коем случае не прибегать к столь крутым мерам, просто следить, просто узнавать, выведывать, выяснять… Ничего не предпринимая, ни в коем случае. То ли боятся, то ли… привыкли и уже ждут, сами все знают и просто ждут, понимаешь? – он зло махнул рукой. – И, главное, как все у них легко и понятно! А наши регистрируют и регистрируют прибытия новых и новых пришельцев. И все чаще и чаще. Как эпидемия, как нашествие.

– Сколько же их всего?

Он пожал плечами.

– Можно только догадываться. Я же говорю: десятки только тех, о существовании которых нам известно, за кем закреплены наши сотрудники, чья почта перлюстрируется, а звонки прослушиваются. Сколько еще неизвестных отделу, я не имею ни малейшего представления. Может, сколько же, может, вдвое, вдесятеро больше. И они еще прибывают чуть не каждый день. Вот что ужасно.

– Ужасно? – переспросила она.

– Не для отдела, на нем свет клином не сошелся. Хотя работы только прибавляется. Нам, хотя и ограничили финансирование, но добавили новых сотрудников. Я говорю вообще… в принципе… – он не продолжал. Марина постаралась сменить тему.

– А ты… как начальник, каковы твои функции? Или это секрет? – тут же добавила она, боясь, что так оно и будет.

– Я пытаюсь контролировать свой участок: вот этот городок и прилегающие дачные поселки. Создаю сеть информаторов…