Ника Ракитина - Дракон для жениха [СИ]

— Вы не хотите отдавать ее высочество Дракону?.. — тихо спросила Эрика.

— Нет, — ответил пан Иохан. Щеки его вспыхнули, но он отчетливо повторил: — Нет. Не хочу.

— И давно вы… не хотите? Простите, барон, я не имею никакого права спрашивать вас об этом, — она торопилась, сама пугаясь собственной смелости, или, точнее, непомерной дерзости, а еще сильнее — того, что вот сейчас порыв этот пройдет, и она снова потеряет дар речи и окаменеет от робости. — …Никакого права, и вы можете не отвечать, можете осуждать и презирать меня за мое любопытство и мою неждержанность, за то, что я вообще заговорила об этом… Вы испытываете к ее высочеству какие-то особенные чувства?

Эрика ощутила, как напряглись его руки, и увидела, как сжались пальцы, удерживающие поводья. Едва дыша, она приподняла голову и взглянула в лицо своему кавалеру. На его щеках горели два алых пятна, аквамариновые глаза блестели, а губы подрагивали, будто какие-то слова рвались с них и удерживались только колоссальным усилием воли. Никогда еще Эрика не видела своего несостоявшегося жениха в таком волнении. Сердце ее защемило — ах, если бы это думы о ней, об Эрике, так его распалили! Ей все стало ясно, можно было уже не отвечать. Она печально отпустила глаза — и тут пан Иохан заговорил. Слова его звучали тихо, но отчетливо, видимо, он еще вполне владел собою, хоть и находился на грани.

— Прошлым вечером я просил посланницу Улле стать моей женой, — он помолчал и добавил: — Она отказала.

Эрика так и ахнула.

— Но она же… простите меня, пан барон… но ведь посланница Улле — не человек!

— Увы, это так. И, вероятно, она помнит об этом лучше меня. Но дело не только в этом. Она знает, что я…

— Любите ее высочество?

— Да, люблю. Люблю эту ледяную королевну. Но Улле… — пан Иохан отчетливо скрипнул зубами. — Улле — она часть меня. Когда я встретил ее, то понял, что внутри меня существует как бы пустота, а Улле эту пустоту заполнила.

Не знаю, понимаете ли вы меня, панна Эрика…

— Улле вы тоже любите, — прошептала Эрика печально.

Барон промолчал. Кавалькада медленно продвигалась вперед, но даже таким черепашьим ходом до места оставалось ехать от силы полчаса. Всего полчаса — и закончится эта волшебная близость… Близость, на которую, как прекрасно понимала Эрика, у нее нет никакого права, ибо этот мужчина не принадлежал ей даже тогда, когда был ее женихом, и уж тем более — не принадлежит теперь… и никогда не будет принадлежать в будущем.

— Я дурно поступил с вами, панна Эрика, — вдруг заговорил снова пан Иохан, — когда согласился с требованием вашего брата. Я многим ему обязан, но этого нельзя было делать, это было бесчестно.

— Сотни людей женятся по уговору, а не по любви, — пролепетала Эрика.

— Разве это хорошо? В браке я никогда не дал бы вам того, чего вы заслуживаете.

Девушка хотела было сказать, что это неважно, что сама она приложила бы все силы, чтобы супругу было бы хорошо с ней, но сдержалась, сочтя подобную откровенность совсем уж неприличной.

Впрочем, продолжать разговор в любом случае уже не было возможности, ибо впереди показался каменный завал, преградивший путь поезду и разрушивший железнодорожное полотно. Здесь пришлось сойти с седел и повести коней в поводу; причем пан Иохан, вспомнив об обязанностях галантного кавалера, предложил сперва перенести Эрику через завал, а затем перевести ее лошадь. Девица стала было отказываться, но вдруг припомнила, каково ей пришлось ночью, в башмачках на тонкой подошве, на острых камнях. Ее бедные нежные, израненные ножки до сих пор мучительно ныли. И она безропотно позволила пану Иохану поднять и перенести себя через завал.

Через пять минут Эрика оказалась в крепких дружеских Ядвигиных объятьях; в то же время чья-то рука нежно пожимала ей руку, чудом изловчившись, Эрика глянула через подружкино плечо и не поверила себе — то была королевна Мариша, в чьих глазах светилась неподдельная радость.

— Какое счастье, что вы снова с нами, — говорила надменная августейшая дева, и в голосе ее что-то хрустально звенело. — Было ужасным безрассудством с вашей стороны уйти одной, в горы, ночью! И как вы только решились? Ведь страшно было?

— Сидеть и ждать было еще страшнее, — просто отвечала Эрика, едва не задушенная в подружкиных объятьях.

— Ты прелесть! Прелесть! — заявила Ядвися, целуя ее в щеки. — Я знала, знала, что в тебе что-то есть! Ну так что же? Где ты была? Что видела? С тобой что-нибудь приключилось? Рассказывай скорее! Нет, погоди. Что брат? Что он сказал тебе? Понял он, какая ты прелесть?

Эрика поискала глазами пана Иохана — тот о чем-то беседовал с Фрезом, склонив голову. Затем она перевела взгляд на королевну, на ее непривычно оживленное, обычно такое холодное, лицо. Затем попыталась отыскать панну Улле, но ее нигде не было видно. Тогда Эрика деликатно высвободилась из Ядвисиных объятий, грустно улыбнулась ей:

— Пожалуйста, не будем говорить о бароне.

— Что ж… не будем, пожалуй, — неглупая Ядвися сразу поняла: верно, между подругой и братом состоялось некое объяснение, подробности которого ее не касаются. Любопытство ее было сильно, но чувство такта взяло верх. — Пойдем же… ты, верно, хочешь кофе? Можно достать кипятку.

И Ядвися повела подругу к вагонам, королевна же задержалась, вперив по-королевски требовательный взгляд в спину пана Иохана. Тот вздрогнул, словно кто-то, незаметно подкравшись, коснулся его плеча, обернулся и, повинуясь кивку Мариши, подошел к ней.

— Расскажите мне все, барон, — повелительно проговорила она. — Желаю услышать непосредственно от вас, где вы нашли Эрику, далеко ли до станции, есть ли поблизости поселения — и все прочее.

Много времени рассказ не занял, в подробности пан Иохан углубляться не стал. Королевна слушала, иногда кивая; когда же барон замолк, заявила:

— Что ж, это прекрасно, что отец-настоятель готов помочь. Сегодня же переправим в монастырь раненых, и остальных, кто вернется в Дюрвишту.

Там люди смогут спокойно дождаться прибытия гвардейцев. Мы же в монастыре переночуем и завтра на рассвете продолжим путь. Будьте добры, распорядитесь.

Пан Иохан молча поклонился. Роль распорядителя ему не улыбалась, но ослушаться приказа… впрочем, нет, не приказ то был, а просьба, ибо кто же предваряет приказ словами «будьте добры»?.. так вот отказать в просьбе он попросту не мог.

Неожиданно, на помощь ему пришел Фрез, и как-то получилось, что именно граф, показав себя прекрасным, просто-таки прирожденным организатором, взял на себя все заботы по транспортировке в монастырь раненых и вполне здоровых, а так же обеспечение провиантом, лошадьми и прочим необходимым. Само собой вышло, что пан Иохан и дюжие монахи оказались у него в подручных. В другое время барон воспротивился бы подчиненной роли под началом у человека, которого он намеревался в не слишком отдаленном будущем собственноручно застрелить — но сейчас он был даже рад, что не нужно думать, решать, отдавать распоряжения и брать на себя ответственность за жизни и здоровье множества людей. Можно было действовать, не думая. События прошедших суток навалились на него непосильной ношей, а вместе с ними навалилась усталость — вдруг, в один миг, как будто из него вынули стержень или пружину, до сей поры его поддерживающую. Захотелось, чтобы путешествие, и вообще эта история, уже закончились — все равно, как; все равно, чем…