Ника Ракитина - Дракон для жениха [СИ]

Впрочем, стоило порадоваться хотя бы прекрасному самочувствию.

Улле, подложив ладони под щеку, мирно спала рядышком на земле. Ее каштановые волосы растрепались, прическа совершенно потеряла форму, а платье было порвано и измазано землей. Теперь его постеснялась бы надеть и кухарка. Впрочем, барон выглядел не лучше.

Он не стал будить посланницу. Оглядевшись по сторонам, он заметил в траве тут и там алые бусинки земляники. За четверть часа он набрал целую пригоршню, и пересыпал ее в большой лопух, как в миску. Роскошный завтрак, подумал пан Иохан с усмешкой, не хватает только кувшина сливок… Он подвинул лопух с горкой ягод под самый нос Улле. Она заворочалась, заулыбалась во сне, несколько раз облизнулась (пан Иохан тоже невольно улыбнулся) и через минуту со сладким вздохом открыла глаза.

— Что это? — спросила она, улыбаясь.

— Ваш завтрак, — ответил пан Иохан. — Сливок, извините, нет…

— Да, я помню, что вы не любите сливки, — Улле села и без всякого стеснения потянулась, закинув руки за голову. — Так вы эту землянику специально для меня собрали?

— Ешьте побыстрее, панна Улле.

— Опять уходите от ответа, барон… — она покачала головой, взяла несколько ягод и бросила их в рот. Зажмурилась от удовольствия. — М-м-м! Как вкусно. Право же, у меня никогда не было такого замечательного завтрака. Благодарю вас, барон.

— На здоровье, — ответил пан Иохан.

Пока Улле смаковала дары леса, он расхаживал меж деревьями и размышлял. Вчера он собирался отправить драконицу обратно в город, но сегодня решил, что это не самая лучшая мысль. Мало ли, что может случиться в безлюдных местах с одинокой беззащитной женщиной? Ну, допустим, не совсем беззащитной и не совсем женщиной, но все-таки… Будет не по-мужски отослать от себя Улле. Совсем не по-мужски. Да и потом, если она останется с ним, одной заботой будет меньше. Довольно с него и потерявшейся королевны.

К тому времени, как Улле закончила завтракать, пан Иохан уже составил примерный план действия и совершенно на этот счет успокоился. Еще он успел слегка видоизменить свой костюм: скинул изорванный сюртук и распустил шейный платок.

— Так гораздо лучше, — одобрительно сказала Улле, внимательно наблюдавшая за его действиями. — Знаете, в вас появилось что-то такое… дикое. И чертовски привлекательное.

— «Дикое» — весьма верное слово, — проворчал пан Иохан и провел ладонью по щекам и подбородку — щетина отросла уже изрядно и, по его мнению, придавала ему не то чтобы дикий, а попросту разбойничий вид. — Что касается «чертовски»… советую вам, панна Улле, не употреблять это слово в приличном обществе. Для дамы оно… не годится.

— Учту, — весело сказала Улле, отряхнула руки и встала. Ее губы и щеки были испачканы земляничным соком, и пан Иохан подавил желание достать носовой платок и вытереть ей лицо. — Я готова. Пойдемте? Буду показывать вам дорогу.

Она тоже ни словом не вспомнила о том, что сегодня утром должна была бы вернуться в Дюрвишту.

Пан Иохан давно не ходил по лесу, и забыл, какое это сомнительное удовольствие, когда на тебе городские ботинки с тонкой подметкой. Его даме, впрочем, приходилось еще труднее, едва ли не каждую минуту она останавливалась, чтобы освободить юбку, зацепившуюся за куст. Про себя пан Иохан дивился ее мужеству и терпению: будь он на ее месте, уж не стал бы держаться за человеческий облик и превратился бы в облачко, чтобы не мучиться.

Солнце поднималось все выше, и все настойчивей давал о себе знать голод. У пана Иохана со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было, и в животе началась настоящая революция. Это уже было даже и неприлично. Он с беспокойством поглядывал на Улле — не смеется ли? Но она, кажется, была слишком занята тем, чтобы уберечь свое платье от окончательной гибели.

А хорошо было бы набрести на ферму! Наверняка в окрестностях есть несколько. Пан Иохан подумал о свежем хлебе и кружке парного молока, и в животе заворчало сильнее. Он нарочито закашлялся.

— Что с вами? — тут же обернулась Улле. — Снова заболели?

— Нет, это нервное, — соврал пан Иохан. — Видите ли, стоит мне немного поволноваться, как тут же начинается неуемный кашель.

— Правда? — удивилась посланница. — Ну надо же…

Наконец, лес расступился, и словно в ответ на мечты пана Иохана о домашнем хлебе и парном молоке, впереди показался чистенький беленый домик с соломенной крышей. Барон невольно ускорил шаг, но Улле вдруг встала как вкопанная и нахмурилась.

— Не припоминаю этого дома… Неужели заблудилась? — проворчала она недовольно.

— Неважно, — поторопил ее пан Иохан. — Спросим про табор у этих фермеров. И кстати, я надеюсь, что нам предложат здесь более плотный завтрак.

Утро было ясное, и свежая солома на крыше домика блестела, как золотая.

— Солнце сделало крыши золотыми, но солома в то утро не подорожала, — проговорил пан Иохан вполголоса, но с чувством.

— А? — удивленно переспросила Улле.

Барон улыбнулся.

— Так, ерунда, пришло вдруг в голову…

От коровника к дому шла женщина с тяжелым бидоном — переливала из ведер молоко утренней дойки. Пан Иохан окликнул ее и ускорил шаг, схватил Улле за руку, чтобы не отставала. Женщина остановилась, настороженно глядя на пришельцев из-под полей накрахмаленного чепца. На ней было простое, но опрятное платье и белый передник. Пан Иохан поздоровался, женщина почтительно присела. Она была не молодая и не красивая, тяжелый труд от зари до зари оставил на ней отпечаток, но пан Иохан улыбнулся ей так, как будто она была первой красавицей империи. Почти всегда это производило нужный эффект. Но фермерша смотрела по-прежнему хмуро.

Пан Иохан спросил, не даст ли она им молока и хлеба, и добавил торопливо, что заплатит. И тут же с ужасом вспомнил, что оставил свое портмоне в кармане сюртука, который теперь висит себе на ветке ольхи среди леса. У него, правда, было золотое кольцо — совсем простое, стоило оно, тем не менее, гораздо дороже хлеба и молока.

— Вот, возьмите, — сказал пан Иохан, стащив кольцо с пальца.

Фермерша посмотрела на кольцо, на барона, и покачала головой.

— Оставьте его себе, пан, — проворчала она. — Я с вас ничего не возьму.

Видимо, порыв пана Иохана все-таки произвел на нее некоторое впечатление. Она вынесла гостям по огромной глиняной кружке еще теплого молока, и дала по ломтю свежего пшеничного хлеба. Улле, усевшись на скамеечку перед домом, с удовольствием принялась за еду. Она уплетала хлеб с таким аппетитом, что фермерша, которая стояла перед ней, сложив под передником руки, начала даже улыбаться и одобрительно кивать.

— Ишь, как изголодались, — приговаривала она. — И как же вас сюда занесло, панычи? Несчастье, что ли, какое приключилось?