Александр Ильин - На суше и на море - 1977

Ну хоть бы не знал никто, что когда-то я смело бродил по медвежьим тронам, а то ведь именно поэтому позвали сюда и считали человеком, умевшим «разговаривать» с медведями. Что скажу я сегодня своим хозяевам, как буду выглядеть в глазах старика Бочкаря, который и прежде не слишком верил, что я помогу Роману усмирить разбалованного зверя?

В нашей деревушке о последних событиях на пасеке узнали, пожалуй, до моего возвращения с ночной вахты, и мне ничего не пришлось никому рассказывать. У каждого из моих соседей было на этот счёт свое собственное мнение, которое они по понятным причинам не торопились высказывать вслух. Все деликатно помалкивали, и только моя хозяйка, та самая женщина, которая раньше работала на пасеке, где теперь вершил дела Роман, по-доброму посоветовала отступиться от медведя:

— Не ходи уж больше. Ульи-то государственные. Пойдет ревизия, спросят, куда делись. Спишут на тебя — мол, писатель не устерег. И погромы старые все за тобой будут — ославят тебя. Народ здесь на язык быстрый, позора не оберешься.

Но на пасеку я все-таки пошел. И тут неожиданно узнал, что в эту ночь вместе со мной остается сторожить пчел сам Роман.

То, что хозяин пасеки имел теперь право не доверять мне, меня особенно не трогало. Смущало другое: теперь, когда медведя будет ждать с ружьем в руках Роман, ни о каком «разговоре» со зверем не могло быть и речи. Мне предстояло новое испытание. Я должен либо выложить Роману все свои планы, либо ждать медведя вместе с ним и стрелять в зверя. Да еще так, чтобы новая худая слава не пошла вслед за первой.

Вряд ли понял бы меня местный охотник, если бы я поведал ему, что убивать медведя не собираюсь. Такие сентименты здесь не в ходу, а потому я смолчал и, договорившись с Романом, кто где будет сидеть в засаде, загнал в патронник ружья два пулевых патрона и приготовился ждать, что будет…

Мне выпало и на этот раз сторожить зверя около избушки. Роман же забрался под крышу омшаника и должен был оттуда следить за левым углом пасеки, скрытым от избушки кустами.

Ночь тянулась долго. Не было ветра, и мы могли издали заслышать зверя. Того меда, что медведь сумел ухватить утром, вряд ли хватило на положенный двухдневный пост — зверь мог прийти в эту ночь…

До утра было еще далеко. Я, как и раньше, сидел у окна избушки не шевелясь и внимательно всматривался в темноту. И тут со стороны омшаника раздался легкий шорох… Неужели медведь?.. Если это медведь, должен вспыхнуть луч фонарика, а следом грохнуть ружье Романа… Но фонарик не зажигался, выстрел не гремел, а шорох за кустами раздался еще громче.

Неужели Роман заснул и не заметил зверя? Ну что же, это к лучшему. Если медведь начнет ворочать улей, я выйду к нему… А если Роман не спит и ждет, когда зверь займется медом? И выстрелит, когда я подойду к зверю, не придется ли этот выстрел как раз в мою сторону?..

Шорох повторился еще раз, а за кустами выросла какая-то тень, и тут же вспыхнул фонарик. Но светили не сверху, а откуда-то из-за кустов… Луч пошарил по пасеке, качнулся в мою сторону, и я услышал кашель Романа, а потом из-за кустов показался и он сам и объяснил все происшедшее без обиняков:

— Чуть не заснул, да и замерз. И курить захотелось — терпежу не стало. Да теперь к утру и не придет, раз ночью не вышел…

До утра мы сидели в избушке, курили, разговаривали, а как только показалось солнце, я собрался домой. Роман остался один. Он, видимо, понимал, что в моих глазах его авторитет охотника упал: какой настоящий охотник покинет лабаз, шалаш без времени только потому, что замерз или захотел курить? Смущаясь, он стал просить меня побыть на пасеке еще хотя бы ночь. Я согласился, но при условии, что останусь один.

Роман принял мое условие, и вечером я снова перебрел речку Чернушку и поднялся к избушке пчеловода. Хозяин ждал меня, но встретил как-то странно и, пока не рассказал, что произошло после моего ухода, глаз от земли не поднял…

…Проводив меня, Роман решил отдохнуть. На случай, если медведь все-таки придет, лег не в избушке, а прямо на пасеке, вытащив кровать. Заряженное ружье стояло рядом. И если бы зверь сообразил, что к чему, то на сей раз Роман остался бы без ружья. К счастью, двустволка осталась на своем месте, а вот улей прямо из-под носа пчеловода мишка все-таки утащил.

Пропажу Роман обнаружил не сразу. Когда проснулся, все вокруг было так же тихо, как и полчаса назад…

Я слушал рассказ, посмеивался в душе, а вслух подвел выгодный для себя итог:

— Итак, Роман, мы с тобой квиты. Я-то хоть не проспал улей…

С тем мы и расстались. Я честно отсидел с вечера до утра около избушки еще ночь. Медведь не появился. Да и не надо было ему приходить: совсем недавно он как следует закусил и теперь где-то отдыхал или заедал кислой ягодой сладкий летний мед. Теперь медведь должен прийти только на следующую ночь…

Пожалуй, мое пятое дежурство мало чем отличалось от прежних ночных вахт на пасеке. Со мной была собака, на случай, если поднимется ветер. Я зарядил ружье пулевыми патронами и приготовил фонарь. Только на этот раз стекло из окна я не выставлял и за столиком у окна не сидел; закрыв собаку в избушке, занял боевой пост на крыльце.

Так же как вчера и позавчера, солнце ушло за горы сразу, и сразу же опустился на пасеку густой сумрак. Исчезли сороки и дрозды, а в наступившей тишине в кустах у кучи мусора негромко завозились мыши.

Ожидание шорохов, ночных далеких и неясных звуков стало для меня за четыре ночи привычным, и я без особого напряжения готов был поймать любой голос ночной тайги. И я не удивился, не вздрогнул, когда за кустами у омшаника, где позапрошлую ночь таился и мерз Роман, раздался негромкий, глухой шорох.

К пасеке подошел медведь. Он был совсем рядом. Нас разделяла сейчас лишь полоса черемухи, частого березняка шириной метров пятнадцать. Медведь вышел к крайним ульям. Эти ульи я не мог видеть с крыльца. Я подождал, услышал новый шорох и легкий стук крышки улья — зверь подошел к улью, в темноте отыскал крышку и легонько подцепил ее лапой. Сейчас он снимет крышку и вытряхнет рамки. Я ждал, но удара крышки о землю так и не последовало… Неужели он не станет ворошить улей здесь, а унесет его в лес?

Я осторожно взял правой рукой ружье, левой — фонарь и тихо поднялся с крыльца. На ногах у меня были легкие резиновые тапочки. Они не выдавали моих шагов… Шаг, еще шаг. Сейчас я доберусь до угла кустов. Зверь окажется совсем рядом. Я замер и услышал новый шорох, а вслед за ним глухой утробный звук, будто медведь только что проглотил застрявший в горле кусок. Я включил фонарик.

Желтое пятно света выхватило из темноты улей и темный бок большого зверя… Медведь, пожалуй, не сразу понял, что произошло. Он не спеша выедал из рамки соты и, наверное, не думал, что ему кто-то помешает… Большая широкая голова качнулась к свету. Увидел ли он меня в темноте, ослепленный фонариком?.. Я громко и зло произнес какое-то незамысловатое ругательство, и тут же из ружейного ствола громовым выстрелом вырвался короткий всплеск огня. Зверь качнулся назад и, с треском ломая кусты, бросился в сторону. И тут же еще один выстрел грянул вслед перепуганному медведю.