Александр Ильин - На суше и на море - 1977

Иногда их сбивает вместе в огромный зеленый плот, выносит на середину озера, и тогда оно выглядит намного меньше, потому что за высокими кочками и еловой порослью островков скрывается узкая полоска дальнего берега.

А то загоняет какой-нибудь остров в длинный заливчик в виде клина на его узкое оконечие, там и держит долгое время, может, и все лето. Тогда дорожка, идущая вокруг всего заливчика, переметывается напрямик через островок, намного сокращая путь пешеходу. Но однажды утром, проснувшись и выйдя на берег прогуляться, престарелые инвалиды не обнаруживают зеленого клина в заливчике, и вода там серебряно вскипает бликами, как ни в чем не бывало, а сам остров уже неизвестно где — ищи по всему озеру!

На острова, приставшие к берегу, иногда забредает скот, по ошибке заходят пришлые рыболовы, и тогда недалеко и до беды. Были случаи, коровы проваливались в заросшие травой и мохом широкие прорвы посреди острова, попадал в эти ямы и неосторожный человек.

Зимой озеро замерзает, превращаясь в обычное заснеженное чистое поле, на котором кое-где торчат темные метлища елок — знаменитые плавающие острова, вмерзшие в лед.

По весне, когда толстый лед тает в прогретой озерной воде, выдаются порой удивительно тихие, без единого шороха в обнаженном еще лесу, безветренные дни — и пламя свечи на улице не шелохнулось бы. В эти дни острова застывают на гладкой воде вразброс, где только их настигает безветрие. И преображенное озеро, словно облитое голубой глазурью, отражает опрокинутые вниз острием темные елочки, пролетающих над ним черных уток и белых чаек. И тогда озеро кажется видением, декорацией какой-нибудь сказочной оперы. Занавес уже взвился, но почему-то безмолвствует оркестр и никак не раздадутся звуки сверкающей увертюры…

А к концу лета над озером принимаются летать бесчисленные выводки подросших уток, садятся на воду. И по утрам, туманным и хмурым, выплывают из коряжистых глубин прибрежья огромные сомы, бесшумно подкрадываются к спящим на воде птицам. Утки с шумом взмывают ввысь.

Однажды на рассвете в желтых камышах у дальнего края озера вдруг взвиваются голубые дымки, и просторная чаша озерной тишины вмиг раскалывается от воинственной канонады. Непосвященный человек испугался бы или подивился этой внезапной стрельбе, но старики из инвалидного дома не пугаются и ничему не удивляются. Пробужденные грохотом выстрелов, лежа еще в своих постелях, старые ветераны войны отмечают про себя, что снова наступил день открытия сезонной охоты на уток и это палят охотники, наезжающие каждый год сюда, к просторному уединенному озеру.

А лет сорок назад, когда на покатом берегу не стояло еще никаких домов, здесь было тихо и первозданно, как во времена далеких древлян. Поля еще не доходили до приозерных пустошей, и лишь в нескольких километрах отсюда, в небольшом поселке, стрекотала маленькая ткацкая фабрика.

И оттуда, из поселка, по лесной пешеходной дорожке приходил на озеро молодой художник со счастливыми глазами. Он поставил на одном из плавающих островов шалаш, устлал его толстым слоем еловых лап, а рядом с шалашом устроил очаг, разрубив высокую кочку.

Целыми днями художник писал этюды. Набегал из лесной пахучей мглы ветер, качались мохнатые лапы на елках, гнулся остролист на кочках, и тогда тихо и странно отрывался от зеленого берега его кусок и волшебно плыл по водной глади, подгоняемый частым лепетом-плеском маленькой волны. Художник вздыхал, ибо не успевал кончить этюд, откладывал кисти и терпеливо ждал, когда остров вскоре найдет себе новое пристанище. И действительно, остров притыкался куда-нибудь, а художник начинал новый этюд. Иногда ему удавалось его закончить, иногда нет, но художник не очень печалился, если в разгар работы зеленый ковчег его тихо снимался с места. Он верил, что коли захочется человеку сотворить что-нибудь небывалое и прекрасное, то не нужно ни спешить, ни тревожиться, потому что, если он не успеет это сделать, все равно лик земли останется прежним и другой мастер отразит его в своем творении — и выйдет не хуже. Плавучий остров отойдет от берега, плавно развернется на ходу, и откроется глазам невиданная еще картина — новая грань прозрачного алмаза, который упал с неба и лежит в мягких ладонях земли.

Из дневника археолога

Фото автора

Впервые я попал в Ирак в апреле 1970 года. Мои товарищи и коллеги — участники советской археологической экспедиции — уже больше месяца раскапывали поселения ранних земледельцев на северо-западе страны, в Синджарской долине, в районе городка Телль-Афар. Чтобы присоединиться к ним, мне предстояло пересечь добрую половину Ирака — от Багдада почти до сирийской границы. И если сам Багдад с его шумными улицами, стадами разномастных автомобилей и вполне современными зданиями мало чем напоминал сказочный город халифов, то сразу же за его пределами картина резко менялась: здесь уже безраздельно властвовала муза истории Клио.

Широкая лента асфальтового шоссе плавно ложится под колеса автомобиля. Мелькает остролистая зелень финиковых пальм, аккуратные кубики желто-коричневых глинобитных селений. На многие километры вокруг раскинулась унылая, выжженная солнцем лёссовая равнина. Но это внешнее однообразие пейзажа обманчиво. По обочинам дороги то и дело выплывают из знойного марева темные горбы бесчисленных холмов, по-арабски теллей, руины древних крепостей, изразцовые купола мечетей. Даже на долю археолога такие поездки выпадают далеко не часто. Преодолевая пятьсот километров, которые отделяют Багдад от Телль-Афара, можно буквально окунуться в самые глубины многовековой истории Ирака.

Прямо на дорожных откосах глаз специалиста замечает голубые россыпи обломков поливной керамики. С нашей точки зрения, это почтенное средневековье — X, XI, XII века, однако в рамках общей истории страны — всего лишь кратковременный, хотя и яркий эпизод. Под руинами мусульманских построек здесь повсюду скрыты многометровые напластования остатков бесчисленных культур, которые сменяли друг друга на протяжении тысячелетий. Стоит заметить один интересный факт, как услужливая память тут же подсказывает другие. Именно в Ираке находился, по-видимому, знаменитый библейский рай (легендарная страна Дильмун древних клинописных текстов), где гуляли Адам и Ева. Именно здесь бушевали когда-то неистовые волны «всемирного потопа».

Древние греки называли эту страну Месопотамией, что означает «междуречье», или «земля между реками». Современное ее название — Ирак — имеет в переводе с арабского тот же самый смысл: «земли, находящиеся по берегам». С незапамятных времен жизнь была возможна в этом краю щедрого южного солнца только возле воды, прежде всего вдоль великих азиатских рек Тигра и Евфрата. Вокруг зеленой ленты цветущих земледельческих оазисов «междуречья» на многие сотни километров раскинулись лишь бесплодные пустыни да цепи выжженных до желтизны каменистых хребтов.