Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1980

Многие из моих юношеских воспоминаний связаны с бабочками. Помню, как в поселке Никольское, под Москвой, я впервые принялся собирать коллекцию, расправлял бабочек по правилам, вычитанным в книжке Аксакова, а однажды на окраине поселка увидел красивого редкого Махаона («Кавалер Махаон» — так назывался он у Аксакова). Поймать не сумел, но на всю жизнь запомнил, приняв это за добрый знак, махаоны ведь редки в наших краях, мне с тех пор он ни разу под Москвой не встречался… Помню, как однажды мой полуторагодовалый брат вдруг стал делать мне какие-то многозначительные, непонятные знаки, указывая пальчиком в сторону сада. Мы с бабушкой заинтересовались поведением малыша, пошли вместе с ним туда, куда он показывал, и что же вы думаете? На уровне его росточка в темном месте под карнизом веранды сидела ночная бабочка. И какая! Свежий, ничуть не потертый экземпляр Медведицы Кайя в совершенно невероятном наряде: бархатные, шоколадно-бурые, с белыми жилками верхние крылья и ярко-оранжевые, с небесно-голубыми пятнами нижние. Я смотрел и глазам не верил: откуда взялась в наших скромных широтах такая экзотика?

Уезжая из Никольского, я нашел на садовой дорожке полосатую темную гусеницу, взял ее с собой. В Москве она тотчас окуклилась, и однажды утром, заглянув в банку, я так и застыл пораженный. Темная, неподвижная, кажущаяся мертвой куколка лопнула, и из нее вылезло нечто пока еще не совсем понятное, но уже прекрасное. Это была одна из самых красивых наших бабочек — Адмирал, или Ванесса Аталанта по-латыни! Поначалу еще маленькие, младенчески сморщенные крылышки ее стали расправляться, расти, через полчаса в банке сидела уже Ванесса в своем полном великолепии — широко распахнутые черные крылья с ярко-красными перевязями и несколькими снежно-белыми пятнами. Внизу же валялась маленькая и такая никчемная шкурка куколки… Да, можно понять древних греков!

Зачем, зачем бабочки именно с нашей, человеческой точки зрения так красивы? Зачем так ошеломляюще прекрасны Морфиды и моли? Зачем паруснику Махаону или Подалирию эти длинные косицы-шпоры на концах задних крыльев (у Подалирия они еще и изящно перевитые)? У дальневосточной павлиноглазки Артемиды шпоры достигают настолько непропорциональной длины, что наверняка мешают в полете. Я уж не говорю о некоторых тропических бабочках, чьи шпоры в два раза длиннее самих крыльев! Правда, и здесь нашлись ученые-энтомологи. Считается, что «шпоры» отвлекают птиц-охотников от жизненно важных органов бабочки и схватившая за шпоры птица, отрывая эту шпору, остается ни с чем. Что ж, возможно… Приблизительно ту же роль приписывают иногда и ярким глазкам и пятнам на крыльях, например, у Аполлона. Они якобы отвлекают птиц на себя, и птица промахивается, увлекшись пятном и не обращая должного внимания на брюшко. Может быть, может быть…

Но вот у многих бабочек как раз брюшко-то и выделяется четко, а у огромного ночного бражника Мертвая голова на спинке, на самом что ни на есть жизненно важном месте, изображен известный знак — череп с костями. Остается только предположить, что для птиц этот знак столь же выразителен, как и для нас, людей…

Крыло знаменитой бабочки Каллимы воспроизводит увядший лист с такой точностью, что фитопатологи смогли даже установить вид плесени, который на этом «листе» изображен! Самое поразительное здесь то, что для обмана хищников такой виртуозности вовсе не нужно. Недалеко ушедшие в своем эстетическом развитии хищники обманываются гораздо более примитивными способами: вспомните хотя бы далекие от совершенства искусственные наживки для рыб, прекрасно, впрочем, исполняющие свою роль. Та же самая неразборчивость установлена учеными и у птиц. «Лучшие имитации, — пишет современный французский ученый Реми Шовен, — представляют собой, собственно говоря, сверхуподобления, бесполезные и абсурдные с точки зрения естественного отбора». Для кого же и для чего в таком случае стараются Каллима и другие?..

С апреля по октябрь летает в средней полосе бабочка из рода углокрыльниц, которая называется «С-белое». Называется она так потому, что на оборотной стороне ее крыльев, на почти черном фоне, совершенно четко, будто белилами, выведена аккуратная латинская буква «С». А есть бабочка из рода ванесс «Эль-белое». Именно эта буква, тоже латинская, нарисована на ее крыльях. Есть волнянка «В-белое», металловидка «золотое В», «серебряное В», «золотое С»…

Видный ученый Курт Ламперт, составитель Атласа бабочек и гусениц Европы и отчасти среднеазиатских районов, переведенного на русский язык профессором Холодковским и изданного у нас в 1913 году, утверждал: «Вопрос о законах окраски бабочек принадлежит к числу самых спорных вопросов в энтомологии». В этом вопросе нет полной ясности до сих пор, как, впрочем, и во многих других.

Ну вот, например, миграции. Курт Ламперт пишет: «…Рудов наблюдал во время поездки на остров Борнхольм перелет капустниц, летевших густым облаком из Швеции через Балтийское море; пароход употребил более двадцати минут, чтобы миновать эту вереницу».

Отрывок из книги русского писателя В. Набокова, ученого-энтомолога: «…Движется по синеве длинное облако, состоящее из миллионов белянок, равнодушное к направлению ветра, всегда на одном и том же уровне над землей, мягко и плавно поднимаясь через холмы и опять погружаясь в долины, случайно встречаясь, быть может, с облаком других бабочек, желтых, просачиваясь через него без задержки, не замарав белизны, и дальше плывя, а к ночи садясь на деревья, которые до утра стоят как осыпанные снегом, и снова снимаясь, чтобы продолжить путь, — куда? Зачем? Природой еще не доказано или уже забыто…

Наша репейница — Крашеная дама англичан, Красавица французов — в отличие от родственных ей видов не зимует в Европе, а рождается в африканской степи; там на заре удачливый путник может услышать, как вся степь, блистая в первых лучах, трещит и хрустит от несчетного количества лопающихся хризалид. Оттуда без промедления она пускается в северный путь ранней весной, достигая берегов Европы, вдруг на день, на два оживляя крымские сады и террасы Ривьеры; не задерживаясь, но всюду оставляя особей на летний развод, поднимается дальше на север и к концу мая, уже одиночками, достигает Шотландии, Гельголанда, наших мест, а там и крайнего севера земли: ее ловили в Исландии! Странным, ни на что, не похожим полетом, бледная, едва узнаваемая, обезумелая бабочка, избрав сухую прогалину, «колесит» между лешинских елок, а к концу лета на чертополохе, на астрах уже наслаждается жизнью ее прелестное розоватое потомство. Самое трогательное… это то, что в первые холодные дни наблюдается обратное явление, отлив: бабочка стремится на юг, на зимовку, но, разумеется, гибнет, не долетев до тепла».