Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1980

Под окном — шелестящая бахрома пальм, в шесть рядов бегут автомобили по бульвару президента Рохаса. В сумасшедшем потоке машин снуют мальчишки с лотками, на разные голоса предлагая газеты, жвачку, сигареты, отварные бананы, ожерелья из цветков сампагиты с терпким запахом жасмина. Стоит машине на секунду остановиться у светофора, юркие «коробейники» мгновенно подскакивают к пассажирам, успевают что-то продать, получить деньги, отсчитать сдачу и поблагодарить.

По соседству с отелем строится жилой 25-этажный кооперативный дом. По нашим понятиям, строительная площадка для такой махины мала: материалы подвозят только на день работы. Современная конструкция из стекла и бетона возводится дедовским способом — рабочие носят цемент на голове, в плетеных корзинах. С верхних этажей спускают бадью, внизу лопатами в нее грузят сухой цемент и вновь поднимают.

Напротив отеля — светло-серое гранитное здание в стиле модерн. Это Культурный центр — детище первой леди страны, жены президента, Имельды Маркос. В центре принимают высоких гостей, здесь выступают известные музыканты, устраиваются художественные выставки. За домом тщательно следят, даже траву на поляне перед входом подкрашивают зеленой краской. Когда солнце выжигает и эту «подновленную» травку, на грузовиках привозят цветы в керамических горшках и закапывают в землю. Получается цветущая поляна. Странно, но в Маниле мало цветов и зелени. По декрету президента, каждый житель столицы должен посадить несколько деревьев.

Смуглокожие стройные филиппинцы похожи на малайцев, только носят испанские имена и говорят по-английски. Правда, этот язык иронически называют «инглиш карабао» (тагальское слово «карабао» означает «буйвол»). Но филиппинцы не обижаются, отшучиваясь, что, как и американцы, имеют право на собственный английский.

Три века испанского владычества и почти сто лет зависимости от США наложили свою печать на лицо страны. Вряд ли отыщешь еще землю, где так тесно переплетаются Восток и Запад, где звуки тамтама перебивают синкопы джаза, а ритуальные костры соседствуют с неоновыми рекламами.

Этнически страна как лоскутное одеяло. Население говорит на ста сорока языках. Что ни остров, то другая народность, и каждая имеет свою историю, обычаи, характеры. Считают, что жители острова Лусон, тагалы, гостеприимны, щедры, музыкальны; илоканцы расчетливы, предприимчивы, склонны к миграции; жители южных островов консервативны, вспыльчивы; биколы скромны, горды, сдержанны.

Филиппины — страна семи тысяч островов; восемьсот из них заселены. Магеллан, открыв миру эту землю, назвал ее островами святого Лазаря. В день этого святого — 7 апреля 1521 года — испанские каравеллы подошли к острову Себу. К судам бежали люди в набедренных повязках, татуированные с головы до ног. «Пинтадос» — разрисованные — назвали их испанцы. Поначалу островитяне встретили пришельцев дружелюбно. Но вскоре Магеллан неосмотрительно вмешался в ссору двух местных вождей и был убит в стычке. Только через сорок лет после гибели великого мореплавателя сюда прибыла новая экспедиция во главе с Лопесом де Легаспи и монахом Андресом Урданетой.

Вот тогда-то страна и получила свое теперешнее название — Филиппины: испанцы пожелали увековечить имя инфанта Филиппа.

Четыреста солдат и монахов сошли на берег, положив начало испанской колонизации, длившейся больше трех веков. Началась христианизация страны «во славу бога и короля». Независимость сохранили только султанаты на юге и жители гор: первые остались мусульманами, вторые — язычниками. Сейчас Филиппины — единственная в Юго-Восточной Азии страна, большинство жителей которой — католики и лишь десять процентов исповедуют ислам. У горных народов сохранилась языческая вера в духов. Есть и буддисты, но их сравнительно мало.

История Филиппин до XVI века мало изучена. Еще и в наши дни в горах открывают первобытные племена. Но бесспорно, острова обживались людьми с незапамятных времен. Древние хроники поведали, что уже в III–V веках острова посещали китайские и индийские купцы, арабские и сиамские торговцы.

Филиппинцы — народ малайского происхождения. Малайские племена — предки современных тагалов, илоков, висайцев и моро — мигрировали сюда в начале нашей эры с Зондских островов. Они приплывали родовыми общинами на парусных лодках-барангаях. Однако острова к тому времени уже были заселены племенами негрито и ифугао. Пришельцы превосходили их по уровню развития: они умели выращивать рис, строить плотины, обрабатывать металл.

Постепенно они оттеснили коренных жителей в горы, а сами расселились на плодородных равнинах.

Все в общине беспрекословно подчинялись вождю — дато и его приближенным — махарлика. Вожди и махарлика, отражая набеги соседей, давали возможность земледельцам мирно трудиться, а те отдавали им за это половину своего урожая.

Очень велика была роль семьи. Считалось, что человек в одиночку не в силах противостоять жестокому и яростному миру. Только в родстве, только сообща он может обрести место под солнцем. Семья на Филиппинах и сегодня основа основ. Семейные узы во многом определяют общественные отношения. Простой человек, тао, не мыслит себя без семьи. Семья — его опора, место, где он может позволить себе расслабиться. Вот уж поистине «мой дом — моя крепость».

В филиппинцах необычайно обострены самолюбие и боязнь быть осужденным обществом. Спросите любого, что такое «хийя», и вам ответят, что это очень емкое слово, включающее много значений — честь, скромность, стыд, достоинство. Человек, имеющий хийя, — достойный человек. Потерявший его будет осужден обществом, и хуже наказания не придумать.

В людях ценятся деликатность, такт, умение ладить с другими. «Удар ножа не так ранит, как слово», — говорят здесь. Еще испанцы отмечали вежливость туземцев в общении друг с другом. Любопытно, что в тагальском языке нет ругательств, их заимствовали из испанского и английского.

На Филиппинах дорожат родственными связями и любят большие семьи. То, что у нас в шутку называют «вашему забору двоюродный плетень», здесь близкое родство.

Как-то нас пригласил в свой загородный дом молодой предприниматель. «Вы увидите настояшую филиппинскую семью, — сказал он. — Сейчас пасхальные каникулы, и у меня гостят сорок девять кузенов и кузин».

Но мы насчитали гораздо больше. Просторный двухэтажный дом на берегу океана был полон молодежи. Мелькали джинсы, шорты, вышитые национальные платья. Гремел магнитофон. Пели, танцевали, играли в шахматы и нарды, плескались под душем, лежали на ковре… Словом, каждый отдыхал, как хотел. Взрослые кормили детей.

Прежде всего мы были представлены родителям. Отец — моложавый, спортивного вида мужчина, с золотым крестом на груди; мать — тоненькая женщина, вырастившая десять детей и сохранившая еще гибкость и легкую походку. Приняли нас радушно.