Святослав Бэлза - На суше и на море - 1982

Между тем тропа поднялась на один из боковых отрогов хребта Базардара, или Северо-Аличурский. Она не крута, хотя и проложена на высоте 4000 метров. Это уже высоко. Догонять пешком ушедших вперед трудно. При быстрой ходьбе задыхаешься, не хватает воздуха.

Но все это компенсирует открывшийся вид на север и северо-запад. На одном с нами уровне тянутся снежные гребни Северного Аличура. За ними — массив Музкола, а еще дальше — ослепительно-белое сияние ледников на сплетении хребтов Узла Гармо! Это уже за Сарезом, километрах в ста пятидесяти, где самое сердце Памира и недалеко высочайшая вершина нашей страны — пик Коммунизма.

Все двадцать пять километров до озера Яшилькуль мы так и шествовали: впереди я, поспешая за остальными, як — за мной. Не удивительно, что в домике метеостанции я как подкошенный свалился от усталости, и, казалось, ничто на свете уже не сможет поднять меня.

Однако гостеприимство хозяев, крепкий чаи и сердечная улыбка Ниязмамеда — «начальника погоды» в этой точке земного шара — сделали свое дело. Я сел за дастархан с обильным угощением и даже позже сходил подкинуть своему яку сена.

Утром я осмотрелся. Из озера Яшилькуль берет начало река Гунт Она течет через весь Западный Памир к Хорогу, где вливается в бурный Вахш. Сколько я ни смотрел на реку и карту, так и не нашел переправы через Гунт. Река бурная, ледяная вода неминуемо тотчас же собьет с ног любого пешего, и потому придется снова взгромоздиться на яка. Задолго до переправы я предложил своему кутасу целый ворох сена, робко надеясь, что это мое маленькое подхалимство сделает его более покладистым.

И действительно, вначале все шло отлично. Кутас бодро вошел в реку и, вздымая грудью пенистый бурун, забрел в глубину. Но тут он вдруг остановился. Защищенный густейшей шерстью, кутас блаженствовал в бешеных струях ледяной воды. По его морде было видно, что вылезать на берег никак не входило в его расчеты.

Я осторожно тронул его каблуками. Потом легонько постучал по бокам прихваченной на всякий случай палкой — все равно что по каменной глыбе, торчащей из воды чуть ниже по течению.

Спрыгнуть с кутаса, как накануне, я тоже не мог. Если бы даже течение не разбило меня о камни, коробка с высотомером, фотоаппаратом, записные книжки, рюкзак исчезли бы бесследно.

Вконец раздосадованный, я начал что есть силы колотить упрямого кутаса пятками, кричал на него, цокал и нокал. Потом принялся стучать палкой по загривку. Бесполезно!

Блаженствуя в воде, он только хрюкал от удовольствия (именно такие звуки издают яки), а до меня ему просто не было никакого дела. Алеша Горелик, капитан и Эгамкулов опять покатываются от смеха.

Накупавшись вдоволь, кутас вдруг решил догнать ушедших вперед. Он двинулся из воды с такой прытью, что я тотчас же оценил все его возможности скалолаза, которые он до сих пор почему-то скрывал. По каменному валу, круто поднимавшемуся на плато, он шел так легко, будто бы и я, и туго набитые рюкзаки, и свертки, которыми теперь он был нагружен, не тяжелее пылинок. …Як осторожно трогает копытами камень, кажущийся ему ненадежным, потом прыгает. Пролетая метра два, а то и три, приземляется на площадку, такую маленькую, что у меня замирает сердце. Но после каждого прыжка я все же победно оглядываюсь на спутников и смеюсь, хотя и несколько нервно.

Впрочем, не надо было обижаться на моего кутаса. Впоследствии я неоднократно убеждался, какое большое значение имеют яки в повседневной жизни жителей высокогорий. Яки дают мясо. Из их шерсти делают кошму, которой укрывают юрты, постилают на пол. Из той же шерсти изготовляют ткани для теплой зимней одежды и даже мягкую обувь.

Но самое удивительное — это молоко яков. Жирность его в три, а то и в четыре раза выше коровьего, поэтому по внешнему виду его не отличишь от сгущенного. Масло из ячьего молока сбивается тотчас же, оно очень пахучее и долго не портится. Зимой, в морозы, ячьим сливочным маслом приправляют чай, немного присаливают и приперчивают — такой чай прекрасно согревает и бодрит.

И еще: яки удивительно неприхотливые животные. Они круглый год находят корм среди, казалось бы, голых камней, выкапывая его даже под полутораметровым слоем снега. Благодаря трубчатому строению шерсти (внутри каждой шерстинки находится воздух) и плотному подшерстку яку не нужны никакие искусственные укрытия даже в сорокаградусные морозы при сильных памирских ветрах. Летом же кутасы пасутся вблизи зоны вечных снегов, здесь они отдыхают и находят необходимую прохладу.

Яки — единственные продуктивные одомашненные животные, которые могут жить на памирских высотах. Поэтому на Памире стараются расширить поголовье яков, поставить дело на прочную научную основу. Создан первый яководческий совхоз — «Булун-Куль»; разводят яков в колхозе «Памир». Знакомый уже нам совхозный зоотехник Витаншо Зинатшоев старается вывести породу яков, которые при стойловом содержании не снижали бы удоев и жирности молока.

С плато перевала Тахтакорум, что означает «каменные доски», открывается величественный вид на долину реки Лангар. Скалы здесь обрываются полукилометровой пропастью. Внизу чуть поблескивает ниточка реки, озерко, которое кажется с блюдечко. И это все, что лежит в горизонтальной плоскости. Остальное устремлено ввысь сплошными вертикалями, словно созданный чудаком-зодчим фантастический город без улиц и площадей, из одних только стен, башен и вышек.

Путь к Сарезу у нас, как и у группы Гендлина, — по Лангару. Но едва мы спустились в долину, острый глаз Эгамкулова издалека заметил приближающегося к нам всадника. Спустя час-полтора обмениваемся вежливыми таджикскими приветствиями с прикладыванием рук к сердцу. Затем начинается энергичный разговор на том же таджикском между новым знакомцем, оказавшимся Бахтавлятом Муратбековым — лучшим совхозным гуртоправом, первым Героем Социалистического Труда в яководстве, и Эгамкуловым. Втягивается в разговор и капитан Давлятов. Он тоже прикладывает руку к сердцу, тоже кланяется раз и еще раз. Потом оборачивается к нам и разводит руками:

— Надо заехать. Закон гостеприимства гор не разрешает пройти мимо. — Потом тут же поясняет: — Муратбеков говорит, что их летовка лишь чуть в стороне от нашего маршрута. Но яководы знают к Сарезу более короткий путь и выведут нас.

«Чуть в стороне» на поверку вышло полдня пути, что, впрочем, по местным понятиям действительно не так уже и далеко. Едем к хребту Базардара и с его каменного перепада награждаем себя незабываемой картиной.