Святослав Бэлза - На суше и на море - 1982

Подойдя ближе к изваянию, я увидел следы грубой обработки какими-то очень твердыми инструментами. Фигура истукана была сделана из одной большой глыбы красного песчаника. На огромном туловище покоилась голова, покрытая шапкой наподобие малахая. Можно было различить рот, нос и узковатый монголоидный разрез глаз. Вместо шеи — узкая горизонтальная полоса, отделяющая голову от туловища. Перед идолом находилось нечто вроде каменного постамента, напоминавшего низкий столик или ступеньку. В углублениях на его стенках можно было различить коричневый налет. Что это: кровь или осадок от испарившейся грязной воды?

У скалы росла высокая сухая лиственница. На нижних сучьях развевались по ветру разноцветные тряпки, ленточки, пучки конского волоса. Все это свидетельствовало о каких-то старинных обрядах.

Мы с Семеном с большим интересом рассматривали каменного истукана, а Дорж явно глядел на него с суеверным ужасом. Я невольно подумал о том, сколько интересного могло бы поведать нам это древнее создание рук человеческих! Ведь сколько гроз отшумело над его головой, сколько кровавых битв произошло перед ним на широких просторах Агинской степи! Совсем недалеко от этой сопки, между многоводным Ононом и голубым Керуленом, кочевали бесчисленные орды монголов. Они ринулись на запад, покоряя мирные народы, предавая огню и мечу села и города, вытаптывая копытами своих косматых коней плодородные нивы.

Интересно, какие же здесь происходили обряды, молебны? Кого древние люди приносили в жертву своему богу — бурхану, моля его о благополучии и счастье?

Да, о многом мог бы рассказать этот каменный идол. Но он хранил вечное молчание, равнодушно взирая на окружающий мир с высоты Хан-Улы.

Тщательно осматривая место возле скалы и каменного истукана, я обнаружил весьма странный предмет. Это был ржавый железный прут длиной около семидесяти сантиметров. Один его конец имел форму конской головы с изогнутой шеей, с обеих сторон стержня прикреплялись два небольших круга, изображающих ноги. На спине лошади, где должно быть седло, плотно облегала железный прут изогнутая пластинка, а затем еще два коротких стержня — задние ноги лошади. Конец прута был несколько изогнут и раздвоен, напоминал конский хвост.

Взяв находку, я встряхнул ее, и вдруг раздался странный металлический звон. Услышав его, Дорж пришел в смятение, подбежал ко мне и со слезами на глазах стал умолять поскорее бросить этот предмет.

— Шайтан накажет тебя за то, что ты взял в руки железного коня! — говорил он.

Чтобы успокоить Доржа, я положил железный стержень на землю, но потом незаметно поднял и спрятал в рюкзак. И тут Семен нашел медную трехкопеечную монету. Когда мы ее очистили от грязи и зеленоватых налетов окиси меди, проступила дата чеканки — 1843 год.

Несмотря на палящее солнце, я почему-то ощущал необыкновенный прилив энергии и бодрости. «Уж не влияние ли это удивительных кварцитов, обладающих свойством благотворно действовать на нервную систему?» — подумалось мне.

Пока я занимался отбором образцов горных пород, Семен сделал еще одно открытие.

— Идите сюда! Смотрите! — громко крикнул он, подзывая меня к южному краю площадки. — Видите, какая хорошая дорога? Мы могли легко подняться по ней на эту гору, а не карабкаться с трудом по северному склону!

Действительно, широкая торная дорога полого спускалась от вершины к южному подножию сопки. Видимо, по этой дороге поднимались люди на священную гору и тем путем тащили каменного исполина или глыбу песчаника, которую обработали уже на вершине. Одно несомненно: песчаник доставлен из другого места, ибо гора Хан-Ула почти сплошь сложена из крепких кварцитов. Какой труд потрачен на то, чтобы поднять на такую высоту неимоверную тяжесть! Сколько изобретательности и усилий приложили каменотесы, чтобы из бесформенной глыбы создать подобие человеческой фигуры!

Но зачем поставлен на вершине сопки каменный идол? Может быть, он установлен на могиле знаменитого вождя племени? Или это изображение божества, которому поклонялись древние? Ведь поклонялись же славяне изваянию Перуна, установленному на высоком берегу Днепра. А какого бога изображает этот таинственный идол?

Вот они — загадки горы Хан-Ула.

Пока мы обследовали гору, собирали и классифицировали образцы горных пород, рассматривали необыкновенные находки, вокруг произошла перемена, которую мы не сразу заметили. Лишь внезапный сильный порыв ветра заставил нас осмотреться. Удивила наступившая тишина, даже птицы замолкли; А с юга на нас неслась огромная черная туча. Еще немного — и яркие молнии раскололи небо. Послышались глухие раскаты грома. Сразу стало так темно, будто наступила ночь. Ветер поднял на площадке тучу мелкой пыли. Вскоре потоки воды обрушились на нас. Они текли по утрамбованной площадке к ее южному краю.

Хорошо, что предусмотрительный Дорж захватил с собой брезентовый плащ. Мы втроем накрылись им под сухой лиственницей, увешанной тряпочками и лентами.

— Надо бы отойти подальше от этого дерева, — сказал я, вспомнив, что в грозу под таким укрытием находиться опасно.

Никому не хотелось покидать наше убежище и оказаться под проливным дождем. Дорж первым перебежал на противоположный край площадки и укрылся под кустом, росшим поодаль. Мы с Семеном последовали его примеру. И вовремя! Не прошло и минуты, как ослепительная молния расколола небо, упершись одним концом в сопку. Какой-то голубоватый неземной свет озарил все вокруг. Мы зажмурились. Раздался такой оглушительный удар грома, что нам показалось, будто гора дрогнула, пошатнулась. Над нашими головами просвистели камни, заставившие нас прижаться к земле. Внезапно я почувствовал острую боль в правой ноге. Из разорванного сапога текла кровь. Дорж быстро и ловко снял сапог, посыпал рваную рану пеплом из трубки и, скинув рубашку, сделал перевязку.

— Потерпи, — сказал он, — обойдется. Только мышцы разорваны, кость, однако, цела.

Тут мы почувствовали запах гари. Откуда он? Переждав грозу, огляделись. Поваленная молнией лиственница, несмотря на прошедший ливень, горела ярким пламенем. А скалы как не бывало!

— Смотрите! — вскрикнул Семен. — И каменного идола нет!

В самом деле, там, где недавно стояло каменное изваяние, теперь виднелась лишь груда камней.

Признаться, мы были потрясены.

— Хорошо, что успели перебежать на другое место, — проговорил Семен, поеживаясь.

— Да, нужно благодарить судьбу, — тихо промолвил я, превозмогая боль в ноге.

Дорж промолчал.

Вскоре опять засияло солнце. Из кустов послышалось несмелое щебетание птиц. И если бы не страшные разрушения, запах гари и моя раненая нога, можно было подумать, что все происшедшее приснилось. Все мы вымокли до нитки и продрогли. Особенно плохо выглядел Дорж. Он осунулся, побледнел и просил только об одном: как можно скорее уйти с этого проклятого места.