Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1983

Владимир Клавдиевич письма и печатные работы подписывал тогда так: Арсеньев-Уссурийский или Арсеньев-Сихотэ-Алиньский. Он завел несколько альбомов, в которых хранил письма выдающихся людей, в том числе академика Павлова, Семенова-Тян-Шанского, академика Комарова, Анучина, Горького, Нансена, Козлова, Гека, Потанина, Пальчевского и многих других. В Николаевске-на-Амуре Арсеньев приобрел редкие письма Георгия Седова и Можайского. В альбомах же был и автограф адмирала Макарова, которого Арсеньев глубоко чтил.

Географическое общество.В 1909 году Арсеньев был принят в Географическое общество. Оно помогло ему совершить несколько походов, издать труды, выступить в Петербурге в ученом кругу. «Я — дитя Географического общества, — часто говорил путешественник. — Без него я не стал бы Арсеньевым». С февраля 1927 года он — почетный член общества. Кроме того, он был членом географических обществ США, Англии и Общества изучения Маньчжурского края. У него было много самых неотложных практических дел: надо как-то использовать ту селедку, что массами выбрасывает в шторм на западный берег Сахалина; надо изучить Море розовых чаек — удивительную гигантскую 120-километровую полынью у южного побережья Чукотского полуострова от бухты Провидения до залива Креста; надо освоить японский способ добычи морской капусты, запасы которой на шельфе неисчислимы; надо бороться с браконьерами, которые хозяйничали в лесах Дальнего Востока.

Поездка в столицу.В ноябре — декабре 1910 года Арсеньев читает серию блестящих лекций в Петербурге и Москве. К ним он долго готовился, начертил цветную, богато иллюстрированную карту Уссурийского края. Начиналась она от северной части Сахалина и простиралась до Кореи. На карте были изображены представители местных народностей в национальных костюмах, обозначены горы, рекн, озера, важнейшие города и селения Приморья. Карта была объемной и наглядной. В столице эту карту по праву назвали произведением искусства.

Читая лекции офицерам, ученым, юнкерам, студентам, он каждый раз призывал молодежь ехать на Дальний Восток. «Людей у нас мало, — говорил он. — Окраине и ныне нужны Дежневы и Атласовы. Придет к нам безымянный отважный человек, а уедет Ермаком или Шелиховым». Лекции Арсеньева внимательно слушал знаменитый русский путешественник, исследователь Монголии и Тибета Петр Кузьмич Козлов, который сказал: «Капитан Арсеньев совершает подвиг. Исполать ему!» Он поздравил Владимира Клавдиевича, дружески облобызал и пригласил к себе.

Беседа с Козловым.У Козлова дома были чудеса: древние рукописные книги, предметы азиатской старины, письма Пржевальского, Роборовского, Потанина, Грум-Гржимайло, Певцова, ученых Европы. После беседы с Козловым 38-летний Арсеньев понял, что в исследованиях и путешествиях нужен масштаб, что надо стать «освобожденным для науки» офицером, какими были Пржевальский, Роборовский и сам Козлов. (В 1911 году эта цель осуществилась, Арсеньев остался офицером, но мог работать по министерству земледелия.) Владимир Клавдиевич познакомился с путевыми записями Козлова, побывал в архивах и музеях, где хранились собранные им материалы по Центральной Азии. Козлов подарил Арсеньеву письмо Пржевальского, ставшее подлинным сокровищем Владимира Клавдиевича.

Блестящие лекции в столице, похвалы больших ученых вынудили военных чиновников забыть о его демократизме, участии в революционном движении его сестры и брата. Едва Арсеньев вернулся в Хабаровск, как ему присваивают звание капитана. В 1913 году он уже подполковник, а затем и полковник.

Начало работы над дилогией.Еще в первой большой экспедиции 1906–1907 годов Арсеньев стал вести литературный дневник, который позднее и составил основу знаменитой дилогии «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». Хабаровская газета «Приамурье» в 1913 году опубликовала отрывки из этих книг. Сестра жены Арсеньева Лидия Константиновна вспоминает, что в Петербурге зимой 1910 года Владимир Клавдиевич диктовал ей куски «По Уссурийскому краю», так как она знала стенографию. В это время Арсеньев был директором Хабаровского музея. Он широко раскрыл его двери для учащейся молодежи, всех слоев населения, привлек к работе помощников-добровольцев. Каждому активисту директор выдавал наградной билет, который сам подписывал. Он превратил музей в инструмент просвещения народных масс и пропаганды богатств Дальнего Востока. В музей приводили на экскурсии и солдат. Арсеньев особенно охотно выступал перед ними, прося после окончания военной службы не покидать этого края.

Следопыт Арсеньев.В лесу Арсеньев удивлял спутников своим умением легко читать тайные знаки таежной жизни. По ведомым только ему следам он определял: «Впереди шалаш у реки», «Недалеко хорошее место для привала», «Тигр поблизости». Старательный ученик своих проводников и внимательный наблюдатель, он стал подлинным следопытом. Около 30 проводников сопровождали его экспедиции, и у каждого Владимир Клавдиевич учился читать приметы на земле, траве, камнях, узнавать следы животных. Брат Александр вспоминает, что Арсеньев хотел написать левиту «Следопыт в тайге», чтобы передать накопленный опыт и знания. Путешественник изучал народную медицину, интересовался средствами борьбы с цингой.

Арсеньев всегда берег лес от огня и приучал к этому всех. В каждой деревне, селе или заимке Владимир Клавдиевич часто говорил об этом. Носил с собой впечатляющие фотографии горящей тайги и показывал их в городе и в селах. Селянам он объяснял гибельные последствия лесных пожаров. Его крайне возмущали иные переселенцы, которые умышленно поджигали лес, дабы иметь больше пашни.

Проекты Азийских походов.Беседуя в Петербурге с Арсеньевым, исследователь Центральной Азии Петр Кузьмич Козлов дал совет организовать крупные экспедиции, обещавшие значительные открытия. С тех пор Владимир Клавдиевич стал путешествовать по… картам Кореи, Китая, Монголии, Тибета. Зимой он раскладывал карты на полу, диванах, столах, даже на шкурах тигра и медведя в гостиной. «Квартиру превращаешь в штаб», — шутила Анна Константиновна. Изучая карты, Арсеньев совершал мысленные путешествия, в которые никогда не думал отправляться. Приехавший в Хабаровск брат Александр, инженер-землеустроитель, тоже очень хорошо знал карты. Дядя Шура, как его звали домашние, порой тоже участвовал в обдумывании гипотетических «Азийских переходов» Арсеньева.